Тигры не возвращались, только тигрята явились поесть и поспать рядом с ними. Утром стало известно, что Флавия уже в пути, и пора возвращать его в его родное племя.
Белая красавица Мирра. Каким же трогательным было их прощание! Но тигрица улыбалась и все просила его быть смелым. Он казался ей трусом? Странно. Хотя… Она ведь не знала о нем ничего. Да и как хищник, в разы превышающий его размерами, мог разглядеть в нем смельчака?
Шерхан обошел его со всех сторон. Не показал никакого чувства. Истинный король горных вершин. Только сказал на прощание:
- Белый варг мой. Лучше не иди один. Но знай, что их слабое место – их брюхо!
Шерхан, бесспорно, начинал уважать его за его бесславную битву с белым варгом.
***
Флавия не могла рисковать орлами и заходить в земли, где царили белые звери. Поэтому они сперва спустились в предгорья, а затем совершили второй свой полет. По пути Фиа всерьез поругалась с сестрой, и та увела свою птицу далеко вперед.
Дом Беорна и вся его прошлая жизнь были уже совсем рядом. Но пока еще рядом была Фиа. Крепко прижав ее к себе, Торин почти что плакал и шептал ей:
- Я вернусь. Я вернусь к тебе. И осыплю тебя драгоценными камнями…
Она вдруг вырвалась прочь с силой, которой он не ожидал от нее.
- Камни? Мне – камни? Зачем? В них нет жизни! Мне не нужны камни!
Она превратилась в дикое животное, не осталось и следа от ее недавней нежности и тепла. В миг Фиа оказалась на ветках дерева, и оставалось лишь тянуть к ней руки.
- Фиа! Ну хорошо. Ты не поняла… Фиа!
В тот миг пришлось почти что кричать. Она чуть приспустилась с веток, тоже протянула к нему руки и вновь оказалась в объятиях Торина. Бесшумный взгляд длился целую бесконечность.
- Мне не нужны камни. Мне нужна жизнь…
Ни разу за все их короткое знакомство не сказала она столь связной фразы! И столь прекрасной по своему содержанию. Потом неожиданно достала нож и отрезала клок своих волос, связала их узлом и на веревке повесила на шею гному.
- Так ты сможешь позвать меня.
Потом, без всяких разрешений, срезала прядь волос Торина и забрала себе.
- А так я смогу чувствовать тебя.
/Конец первой части/
========== Часть 2 “Дни и ночи”, глава 1 ==========
Не то загадочная колдунья перестаралась с зельями, не то над предводителем гномов и раньше тяготело что-то темное и злое – но товарищам часто вновь было не узнать своего Торина, только теперь перемены скорее радовали. От мрачной хандры не осталось и следа, вечно мучившая его бессонница сменилась потребностью спать так долго и так крепко, что иногда его приходилось будить к готовому уже завтраку. Апатия к еде и не важный аппетит тоже, казалось, навсегда ушли в прошлое. Все участники похода исподволь потешались над этим. В глазах и движениях их друга и предводителя чувствовалась сила и уверенность, речи стали менее язвительны. Хотя – по вечерам Торин по-прежнему предпочитал уединяться. Это было самое время пошептаться, и гномы с удовольствием использовали такую возможность.
- Фили, как ты думаешь, она красивая?
Тяжелый подзатыльник от Двалина не заставил себя ждать, опустившись на младшего брата, высказавшего свой вопрос до неприличия громко. Впрочем, тему невзначай подхватили, и сердитому вояке пришлось уйти в сторону.
- Дело не в том, красивая ли она. – Заметил Бофур. – А в том, что же там между ними происходило.
- Я выспросил все у Беорна. Она не похожа на гномку. У нее нет бороды и очень длинные ноги. – Голос Ори прозвучал просто мечтательно.
- Значит, красивая! Еще бы бедному Торину устоять перед магией, да еще и красотой!
- Ну, вы бы точно там не устояли! – Гэндальф и сам был не прочь потешить уши такими сплетнями. – Хотя, на вас бы никто и не позарился!
- На Торина это не похоже. Неизвестно еще кто там от кого не устоял! Его никогда не интересовали женщины!
- Женщины-гномки! Говорю же – по сравнению с гномками эта волшебница очень красива, хоть и не большого роста, как и мы.
Балин лишь качал головой, слушая своих непоседливых товарищей. Старый гном сам не знал, что думать о произошедшем. И предпочитал пока лишь радоваться, ибо видел, как его любимец и почти что названный сын улыбается во сне – как никогда! Видел прядку волос на шее, догадывался, для чего он уединяется по вечерам. Казалось, что даже лицо Торина стало моложе, глаза ярче, поведение раскованнее. Однако, смутные сомнения терзали душу мудрого Балина. Ему ли было не знать, какие последствия для гнома может иметь безответная сердечная привязанность? Между тем, навряд ли загадочная колдунья, которую вызвали с таким трудом, тоже имела склонность к однолюбству…
Хоббит внимательно слушал всех, но никогда не встревал в такие сплетни. Он твердо решил для себя, что будет по гроб жизни благодарен той ночной гостье и никогда не позволит себе дурной мысли о ней. Она сумела спасти жизнь их друга и короля. А как ей это удалось, и что происходило в те дни между ней и Торином – теперь было совершенно не важно. Видеть Торина не просто здоровым, но еще и помолодевшим, исполненным новых сил, желаний и внутренней радости, было приятнее всего на свете. А если то и впрямь была любовь – пусть даже пришедшая в первый раз в столь позднем возрасте – так что же в том плохого? Бильбо помнил ту ночь, когда ясно понял, как губительно для Торина одиночество. Он сам всей душой желал тогда, чтобы чудо свершилось, и давно заслуженное счастье снизошло на героя, отдавшего всю свою жизнь другим. Возможно, чудо свершилось, говорить о таком вслух было опасно. Торин изменился, но ничто в мире было не в силах переделать его взрывной характер.
Гномы весьма наивно полагали, что Торин ничего не знает об их вечерних сплетнях. Впрочем, пресекать такие разговоры было бессмысленно. Довольно того, что в его присутствии все они чинно молчали о произошедшем. Он ничего им не рассказывал, и даже Гэндальфу отказался раскрыть оставшиеся в памяти короткие моменты сцены своего спасения. Для всех – он не помнил ничего до того момента, когда охотница повела его лазать по горам и стрелять птиц на заснеженных равнинах. Фиа каким-то образом наделила его чертами своего родного племени белых тигров, и гораздо важнее сейчас было наблюдать за самим собой. Приятно и необычно было ощущать в теле неведомую ранее силу, которой невозможно было не дать выхода. Ему перестало нравиться сильно зажаренное мясо. Вкус еды вообще изменился, а звуки окружающего мира стали будто бы четче и поучительнее. Без того зоркие глаза научились различать больше деталей на отдаленных предметах. А главное – появилось неведомое ему ранее понимание приближающейся опасности.
Странный прецедент приключился с ними на охоте – когда Торин, Двалин и Глоин столкнулись с целой стаей волков – несколькими матерыми самками, ведущими за собой подросших детенышей. Встреча даже одной самки-матери была, как все знали, очень опасна, ибо волчица будет бесстрашно и яростно защищать волчат от чужаков. Гномы выхватили тяжелое оружие, готовые к схватке. Неожиданно огромные хищники дружелюбно завиляли хвостами, положили перед ними несколько тушек добытых зайцев и косуль, и ушли… Каждый из троих участников необычной охоты подивился дружелюбному выражению их морд. Торину даже показалось, что он слышит звонкий женский смех. В царстве зверей тоже никто не прочь посплетничать, и волчицы просто не отказывали себе в удовольствии обсудить избранника архидриады, носившего на груди прядь ее волос…
Все это было радостно и удивительно. Но вечерами душу рвали на части страшные мысли о том, что он никогда больше не увидит Фиа. Зачем и для чего он мог быть нужен сильной волшебнице? Для нее он, бесспорно, был глупым, смешным, неуклюжим существом, которое она пожалела и спасла… Что она думала о нем теперь, да и думала ли вообще?.. При этих мыслях, которыми Торину не с кем было поделиться, на него вновь накатывал холод одиночества. Новое чувство, охватившее его в миг и целиком, было и самым прекрасным на свете, но одновременно самым тягостным. Годами считая такие вещи легкомысленной глупостью, он, выходит, просто намеренно ограждал себя незримой броней, что со временем лишь крепчала… Но – нашлись те силы, что пробили эту броню в одночасье. Так что это – наказание? Насмешка судьбы? Или все же великий дар, возможность окунуться в прекрасный мир непознанного?.. В душе и в сердце бушевала страсть, буря, жить без которых было теперь немыслимо. Сладкая мука владела сознанием – навсегда, на целую вечность, если конечно в этой вечности не будет вожделенных часов, когда она будет рядом. И, закрывая глаза, он видел охотницу в волчьих шкурах. И блеск янитаров ее глаз был много ярче и прекраснее даже самого Аркенстона.