Выбрать главу

Тогда Тамара Николаевна побрела домой. Едкий дым и пыль застилали улицы. Тяжелые взрывы потрясали дома. Но она, казалось, ничего не замечала вокруг. Мучительно сверлила мысль: «Машины нет, завода больше нет, мои уехали…»

Тамара подошла к своему дому и стала медленно подниматься по лестнице. Подошла к дверям квартиры. Остановилась в нерешительности. В самом деле, зачем ей теперь идти домой? Дома никого нет… Но тут новый и совсем близкий взрыв потряс дом.

— Мама! Мамочка… — услышала она в эту же минуту.

Тамара рванула дверь и вбежала в комнату. Забившись в угол и закрыв лицо руками, сидела ее Лида, оглушенная взрывом.

Мать подбежала к дочери, крепко прижала ее к груди, не находя в себе сил спросить, почему Лида здесь, почему не в эшелоне, не с отцом.

Плача, Лида заговорила:

— Ну вот, я знала, что ты домой придешь… Я не хотела без тебя ехать…

— А папа где? — тихо спросила Тамара.

— Папа посадил меня в вагон вместе с какой-то тетенькой и сказал, что сам он пойдет в другой вагон, где станки. Но мне стало страшно, что тебя нет. Я вышла из вагона и пошла искать папу, чтоб вместе с ним поехать за тобой. А тут поезд пошел, и я осталась. Побежала домой. И вот жду тебя…

Тамара молча поцеловала дочь. А та спросила:

— Мы сейчас поедем? Да?

Мать вздрогнула от этого вопроса и словно про себя проговорила:

— Машины нет… Завода нет… Ничего больше нет…

Снова совсем близко раздался ужасающий взрыв. Показалось, что дом покачнулся. В столовой упал буфет. Со звоном разбилась посуда. Ветер рванулся в разбитые окна, и шторы зловеще заколыхались.

Тамара села на диван и, прижав к себе Лидию, беспомощно посмотрела по сторонам. Неужели это конец? Неужели кончилась жизнь, и так нелепо, из-за того, что ушел эшелон? Но, может быть, есть еще другие поезда? Может быть, лучше пойти на вокзал и ждать там? Да, конечно, она должна так сделать, должна спасти своего ребенка.

Схватив чемодан, Тамара стала укладывать в него вещи и сказала дочери:

— Сейчас пойдем на вокзал…

Снова взрыв, и такой оглушительный, что Лида прижалась к матери и заплакала, Тамара подошла к разбитому окну. Кругом горели дома, по улице бежали какие-то люди. Взрывы громыхали везде.

Нет, видимо, нельзя идти. Не пройти девятнадцать километров сквозь эту стрельбу и пожары. Вряд ли они встретят какую-нибудь машину, которая довезет их до станции.

Тамара Николаевна снова опустилась на диван. Лида сказала матери:

— Давай я вместо тебя буду укладывать вещи. Только я хочу взять вот этот альбом. Мне жаль оставить его фашистам.

Мать машинально стала перелистывать семейный альбом. Вот карточка — ей здесь восемнадцать лет. Вот она и Валентин в первый день их свадьбы. Лидочка — голый пухленький ребенок на белом покрывале. Дом, в котором они жили в Петрозаводске.

— А вот дядя Вейкко, — засмеялась Лида. — Какой он смешной…

— Почему смешной? Он очень хороший, — сказала Тамара Николаевна и закрыла альбом. Потом снова открыла альбом и, взглянув на фотографию Вейкко, не могла не улыбнуться. Она всегда видела его именно таким, как на этой карточке, — застенчивым, сконфуженным и немного угрюмым. Вспомнилась вдруг первая встреча с Вейкко, когда он был совсем юным студентом. Смущаясь, он сказал: «Я видел вас вчера утром. Вы шли в магазин с большой черной сумкой…» Вот, кажется, все, что он тогда сказал ей — веселой молоденькой девушке. Вскоре она вышла замуж. Вейкко, узнав, что она выходит замуж, ничего не сказал ей. Просидел у нее час, слушая ее болтовню. И только, уходя, спросил: «Так, значит, ты его любишь?»

В его вопросе было какое-то удивление и, может быть, даже горечь.

Он часто навещал их в Петрозаводске. Скупо рассказывал о своей жизни. Недолго ему пришлось работать агрономом. Стал журналистом, все путешествовал по районам, потом осел собкором в родных местах. Каждый раз, приезжая в город, обязательно заходил к ним. Бывало, придет, уткнется в книжный шкаф и что-то бормочет, перелистывая книги. С появлением Лидочки Вейкко заметно оживился. Лида «скакала» по комнатам на его плечах, смеясь и визжа, дергала дядю Вейкко за уши.

Как невозвратимо далеко остались те времена.

— Мама, а где сейчас дядя Вейкко? — спросила Лида.

— Не знаю, девочка, — ответила мать. — Вероятно, на фронте.

Порывшись в своих вещах, Лида достала большую куклу.

— Пожалуй, я возьму с собой мою Галю.

— Ты уже не маленькая, — возразила мать. — Тебе тринадцать лет. Идем, идем скорей. Быть может, доберемся до станции.

Дом снова затрещал, зашатался. Входная дверь с грохотом сорвалась с петель. Тамара Николаевна схватила чемодан и, держа Лиду за руку, выбежала на улицу.