— Нельзя здесь на них работать, — улыбнулся Шумихин.
Скоро мы убедились, что Шумихин прав. На делянках оказались такие естественные надолбы, что даже танку не пройти, не только трактору.
Наш пассажир, сосредоточенно глядя себе под ноги, плелся за начальником лесопункта и Шумихиным. Крутые подъемы вызывали у начальника одышку, но отставать от Шумихина он не хотел, а поспевать было трудно. Вот Шумихин легко вскочил на комлевую часть длинного хлыста и, быстро перебирая ногами, мгновенно очутился у верхушки. Начальник и наш пассажир не рискнули балансировать на бревне, предпочитая пробивать путь по земле, среди груды обрубленных сучьев.
И девушки, приостановив обрубку сучьев, задержали начальника, требуя разъяснения, почему им за одинаковую работу в истекшие полмесяца начислили меньше, чем за предыдущие. Начальник стал подробно говорить о разных шкалах оплаты за различные категории леса. Девушки почти сразу согласно закивали головами, но начальник продолжал разъяснять, обращаясь не столько к девушкам, сколько к нашему пассажиру. Но тот не понял или не хотел понять пропагандистского шага начальника и, постояв немного, направился к Шумихину. Начальник пошел следом…
Повалочные ленты электропильщиков Шульги и Быкова почти рядом. Фамилия Быкова красовалась на Доске почета в сегодняшнем номере районной газеты. Начальник сказал, что Шульга тоже представлен на Доску почета.
Оба молодых электропильщика заинтересовали нашего пассажира, как только он узнал, что они не местные, а приехали сюда по вербовке три года назад из Минской области.
— Как тут живете? — полюбопытствовал он.
— Как видите, — пожал плечами Шульга и взялся за электропилу.
Подтянув кабель, он включил пилу, нагнулся к дереву, и уже через пятнадцать секунд крупная сосна с шумом грохнулась на землю. Помощник Шульги, увидев, что начальник лесопункта и другие наблюдают за их работой, засуетился, споткнулся о корягу и упал, но тут же вскочил, покраснел и побежал к следующему дереву, таща за собой тяжелый кабель.
— Что это ты, Леонид, — покровительственно улыбнулся Шульга. — Могут подумать, что мы тут о каждую корягу спотыкаемся, а их вон сколько!
Начальник и Шумихин направились дальше. Пассажир задержался и спросил Шульгу:
— А в смысле заработка как?
— Дело за нами, — искоса взглянув на пассажира, ответил Шульга. — В среднем тысячи полторы… Бывает и больше.
И снова застрекотала пила, одна за другой падали сосны. Наш пассажир, понаблюдав за работой пильщика и помощника, растянул рот в подобие улыбки и негромко, как бы про себя, пробормотал:
— Ловко…
Перед окончанием рабочего дня мы вышли к берегу небольшого пролива. Здесь высились стога сена, под навесом лежали мешки с овсом, на лужайке стояли привязанные к сваям лошади. Их принимал от возчиков пожилой и угрюмый человек. Это был конюх Петр Степанович Макен.
Время от времени Петр Степанович сердито хмурился и немногословно упрекал кого-либо из возчиков за замеченный изъян — лошадь сильно вспотела, ослаб хомут… Никто не обижался на старика. Все знали, что лошади — его слабость.
Нам рассказали, что Макен недавно болел воспалением легких, добился выписки из больницы раньше срока, почти целые сутки проводит около лошадей и неохотно ездит на «зимние квартиры». В Карелии он уже несколько лет, приехал из Белоруссии. Одинокий. Семью потерял во время войны.
Мы попытались расспросить старика о его прошлом, о семье. Он нехотя, односложно ответил, что были жена, сын и дочь и… не стало. И тут же переменил тему.
— А как нынче с сеном? — обратился он к начальнику лесопункта. — У нас здесь маловато. — И, не ожидая ответа, Петр Степанович, словно опасаясь, что кто-нибудь может снова завести тяжелый для него разговор, продолжал: — В зимнике (так он называет «зимние квартиры») продают сметану. Привезли бы мне граммов четыреста. А то по пустякам ехать…
— Я привезу, — пообещал Шумихин. — Может, еще что?
— Все другое у меня есть. Разве бутылку вина какого — для аппетита.
На обратном пути к катеру наш пассажир поинтересовался у одного из лесорубов:
— Этот конюх что — от горя тут схоронился?
Лесоруб внимательно осмотрел его с ног до головы и ответил медленно, как бы подбирая слова:
— От горя не хоронятся, да здесь и не кладбище. Любит он свою работу, лошадей…
Катер заполнился. Пестрели майки и лыжные костюмы. Можно было подумать, что это группа спортсменов возвращается после тяжелых, но успешных состязаний. А состязание действительно было, и успешное. На катере приемщик объявил: