— Сегодня приблизительно на пять процентов больше, чем вчера, а вчера было больше, чем в лучший день прошлой декады.
За катером буксировали длинный караван пустых лодок. Только собственники моторок не захотели сесть в катер.
…На делянке электропильщику Быкову некогда было разговаривать, но и здесь, в общежитии, он очень неохотно говорил о себе незнакомым людям, да еще с записной книжкой в руках. Наш пассажир молча, но явно с интересом прислушивался к разговору. Ведь Быков тоже когда-то приехал сюда по вербовке.
Алексею Алексеевичу Быкову двадцать четыре года. В Белоруссии он не работал в лесу, но здесь освоил дело быстро.
Отвечая на вопросы, он развязал рюкзак и достал бритву. Зарос он порядочно.
— Какова ваша производительность труда?
— Многое зависит и от леса, и от погоды…
Быкову, видно, не хотелось говорить языком цифр. Но в районной газете, где его фамилия значится на Доске почета, сказано, что за прошлую декаду Быков выполнил норму на сто тридцать четыре процента.
Побрившись, он нетерпеливо осматривался, словно куда-то спешил. Оказывается, он взялся доставить на зимние квартиры сводку за декаду. Оттуда ее передадут по радиотелефону в контору лесопункта, а затем в леспромхоз.
Когда мы усомнились в целесообразности отправлять человека на лодке, имея катер, Шумихин многозначительно улыбнулся:
— Алеше не впервой! К утру вернется и спасибо скажет за поручение. Что Хельми скажет, если он сегодня не явится?..
Так вот оно что! Нам как-то не пришло в голову, что электропильщик Быков и есть Алеша, которого ждут сегодня Хельми и дочурка…
Пока оформляли последние данные, мы спросили Быкова, трудно ли было привыкать к лесу, осваивать электропилу.
— Сперва казалось, что никакой хитрости нет — включил и жми. А как попадет толстое дерево, мотор урчит, а цепь ни с места. Надо хорошо знать устройство пилы, — назидательно говорил он. — Тогда не дашь нагрузку на всю длину цепи. Плохо, что у нас нет контрольных лампочек к электропилам.
Мастер вручил Быкову сводку. Провожая его к лодке, мы спросили, бывал ли он в детстве на озерах. Нет, на его родине нет озер. Здесь, в Карелии, он и грести научился.
Прежде чем сесть на весла, Быков размотал с небольшой дощечки шнур и бросил в воду. Он хотел привезти домой свежей рыбы.
…Мы собрались в обратный путь.
Наш пассажир подошел к начальнику лесопункта, держа в руках свой чемодан, и нерешительно спросил:
— А мне как — тут оставаться?..
Начальник некоторое время молча смотрел на него, потом ответил:
— Решайте сами. Хотите — можно ехать с нами в Аштахму.
— А что мне там, в Аштахме?.. — вздохнул пассажир.
— Может, хотите выбрать другой участок, другой лесопункт или, может быть, вообще…
Начальник не договорил, остановив взгляд на чемодане пассажира. Потертый чемоданчик дрогнул в руке хозяина.
— Вообще-то… я насмотрелся. Народ тут, кажется, неплохой. Пока останусь здесь…
Интонация, с которой было произнесено это «пока», несколько обнадеживает. Быть может, он все же возьмется по-настоящему за дело, может, ему действительно надоело путешествовать без определенной цели, без пристанища. Если это так, то тем более не следует называть его имени. Нам хотелось бы в будущем увидеть его фамилию рядом с Быковым, Шульгой, Шумихиным, о которых шла речь, вместе в Королем, Семеновым, Хуттуненом, Трохкимайненом, Пивоевой и многими другими, которые в такой же мере достойны того, чтобы о них рассказывали. О том, как прочно закрепились они на скалистых берегах, как с чувством хозяев земли ломают препятствия, устраняют недостатки, идут вперед…
Мы отправились в обратный путь, не заезжая на зимние квартиры.
Было тихо. Дым из выхлопной трубы катера повисал над водой. Но поверхность озера еще не успокоилась. Водяная гладь мерно колыхалась, отражая овальные лоскутки белых, синих, оранжевых облаков, которые стремились обогнать друг друга и, казалось, дразнили заходящее солнце.
Катер шумно врезался в воду. Позади оставались берега, проливы и острова. Далекие сопки и холмы виднелись голубоватой полоской с ярко выделяющимися зубцами. Там, у подножия одного из далеких холмов, в местечке, которое на карте можно отметить лишь острием иголки, живет и трудится маленький коллектив — полсотни людей с полсотней различных судеб…
Лоухи, Кестеньга, Аштахма, 25-й квартал…
Это уже географический круг, и такой, что его можно обвести карандашом на любой карте. Людей в этом круге еще мало, а поле деятельности огромное. Здесь трудятся люди, которые с топором в руках строили дома на Урале, блиндажи на Одере, а теперь тут, на скалистых берегах, заготовляют строительные материалы из тонкослойной, прочной древесины для новостроек страны. А экспортный лес! Его без преувеличения можно назвать стройматериалом дружбы между странами и народами с различным общественным строем, с различным прошлым, но с общим стремлением жить в дружбе и мире.