Василий Куколкин улыбнулся.
— Батька мой не любитель письма писать. Да и получать их не особенно стремится. Я сам к нему ездил на машине. Ротный отпустил.
— То-то я от него ответа не получил. Писал ему осенью.
— И не ждите, — уверенно сказал Василий. — Батька мой говорит: «Либо воевать, либо чувствительные письма писать».
— Но все-таки ой рад был, когда тебя увидел? — спросил Кябелев.
— Исключительно обрадовался, — ответил Василий. — Даже прослезился мой старик, в особенности когда узнал, что вместе со мной тут Дуся… Однако побранил, что винтовку плохо содержу — заметил ржавчину.
— Сестра здесь? — спросил Ларинен.
— Здесь она, в нашей роте санинструктором.
Младший сержант Кябелев спросил Ларинена:
— Так, значит, товарищ старший лейтенант, прикажете взводных агитаторов собрать в землянку?
— Собери. Сделаю небольшой доклад.
Куколкин вышел из землянки. Тогда Кябелев сказал Ларинену:
— Торопится закончить еще одну землянку. Между прочим, отчаянной храбрости человек.
— Чем же он отличился?
— Вот, например, в нейтральной полосе стоят у нас разбитые вагоны. Так Куколкин идет туда за дровами непременно в тот момент, когда там финны собирают дрова. Нипочем не позволяет им уносить вагонные доски. А сам всякий раз приносит охапку дров. И смеется еще: «Это, говорит, мне финны наломали, свои руки неохота утруждать».
Кябелев и бойцы засмеялись.
Между тем землянка заполнилась бойцами, и Ларинен неторопливо стал рассказывать им о последних событиях на фронтах.
На станции Масельгской днем нельзя было показаться. От переднего края до траншеи противника было в некоторых местах не более ста метров. И даже в часы затишья близость врага ощущалась повсюду. Бойцы разговаривали вполголоса. Шаг у всех был тихий, настороженный. Кругом стояла мертвая тишина, которая нарушалась лишь пулеметным или артиллерийским обстрелом.
Почти все каменные дома Масельгской были разрушены. Всюду торчали трубы и обожженные, ободранные деревья.
Позади переднего края стояли развалины бывшего паровозного депо. Остатки кирпичных стен поднимались вверх неровными острыми углами. В черных проломах лежали груды кирпича и бесформенные, исковерканные железные балки. За ними укрывались пулеметные расчеты и снайперы.
Штабу дивизии потребовался «язык» именно с этого участка фронта. Ларинен, как старый разведчик, сам вызвался участвовать в этой операции.
В назначенный час Ларинен вошел в одну из ротных землянок, где уже собрался небольшой отряд разведчиков.
Коптилка, тускло мерцая, освещала неверным светом бойцов, сидевших на нарах. Среди бойцов Ларинен увидел молодую девушку, почти подростка, в ватных штанах и аккуратной синей фуфайке.
Ларинен догадался, что это Дуся Куколкина. Ему было приятно увидеть дочь своего друга, и вместе с тем сердце его сжалось от мысли, что эта девочка пойдет сейчас на такое опасное дело.
Немного запинаясь, Вейкко спросил:
— А вы что же тут? Зачем?
Младший сержант Кябелев торопливо сказал, прежде чем Дуся ответила:
— А это, товарищ старший лейтенант, наш санинструктор — Дуся Куколкина. Она сама вызвалась пойти в разведку.
Ларинен сказал Дусе:
— Я хорошо знал вашего отца. Мы вместе воевали.
— Мне брат рассказывал, — ответила Дуся.
Ларинен еще раз взглянул на нее. Что-то прелестное и трогательное было в ее почти детском облике. Глаза ярко поблескивали в темноте, и непокорные светлые волосы выбивались из-под шапки.
— Может быть, на этот раз, Дуся, вам лучше здесь остаться, не ходить с нами?
— Почему? — удивилась Дуся.
Вейкко промолчал, а Кябелев возразил:
— Как же можно без санинструктора идти, товарищ старший лейтенант?
Час спустя, вместе с разведчиками, Ларинен полз по болоту.
Таял ночной туман — это были как раз те самые часы, когда противник снимает дополнительные, выставленные на ночь посты.
Казалось, саперы застыли на минном поле — так незаметно ползли они, извлекая противопехотные мины. Разведчики так же медленно следовали за ними.
Вдруг громкий возглас нарушил тишину. Это младший сержант Кябелев, вскочив на ноги, крикнул:
— Вперед, ребята! За Родину, вперед!..
Часовые кинулись бежать без единого выстрела, но пули наших бойцов догнали их. Ручные гранаты глухо, словно под землей, рвались на дне узкой траншеи, выбрасывая вихри песка и камни. Из землянок выскакивали люди с автоматами и ручными гранатами.
Забрав «языков», разведчики поспешили в обратный путь.