Где-то высоко в небе шуршали мины. Или это ветер шуршит, качая вершины сосен?
Вдруг Матвеев насторожился и с тревогой стал всматриваться в глубь леса. Ларинен тоже прислушался.
В лесу за болотом явственно раздавался какой-то шорох. Быть может, трещали ветки под ногами или щелкали затворы.
Матвеев привстал, чтоб лучше разглядеть.
За деревьями мелькнули синие фигуры. Это головной дозор противника вышел на болото. За ним, на некотором расстоянии, двигался основной отряд.
Выждав, Ларинен нажал на спусковой крючок. Болото мгновенно ожило, словно осиное гнездо, которое разворошили палкой. Синие фигуры вскакивали, пытаясь бежать вперед, но тут же падали и, прижимаясь к земле, ползли. Потом снова вскакивали и снова падали, падали, падали…
Сдвинув пилотку на затылок, Матвеев проворно устанавливал диски. Но по живости своей натуры он то и дело привставал на колено, как будто хотел проверить результаты стрельбы.
— Ложись! — крикнул Ларинен и с такой силой нажал на спусковой крючок, что пальцам стало больно. Нет, он не подпустит этих синих к своей огневой точке, как не подпустил в тот день, когда исчез бедный Торвинен.
По всему болоту справа и слева гремели выстрелы, и это подбадривало пулеметчиков.
Но вот стрельба стала постепенно утихать. Враг отступил, скрылся в чаще.
Бойцы еще поглаживали разогревшиеся стволы винтовок и утирали мокрые от пота лица, когда пришел приказ вновь отходить. Они тотчас поднялись и отделениями повели перебежку к дальнему лесу.
Лес опять был охвачен огнем. Вихри искр и тучи дыма поднимались в сумрачное небо. Над головами с грохотом рвались снаряды. Красно-голубые вспышки на миг зловеще освещали деревья.
Люди отходили в глубь леса, перескакивая через кусты и стволы вырванных с корнем сосен. Кругом бушевало пламя и грохотало.
Кто-то крикнул:
— Окружены!
Кто-то побежал вправо, и туда же побежали остальные. Ларинен кинулся за ними.
Но и здесь с неистовым треском рвались мины. Люди бросились влево. Они бежали сквозь дым, налетая друг на друга и на деревья.
Позади раздался громкий окрик Куколкина:
— Эй, дьяволы, кто лопатку обронил?
Бойцы обернулись. Помахивая солдатской лопаткой, Куколкин снова крикнул:
— Ну, чем он, дурак, могилу будет себе рыть, когда ноги протянет?
Насмешка сержанта остановила бойцов. Они огляделись, рассмеялись. Вейкко тоже рассмеялся и присел на траву вместе с другими. Теперь всем казалось смешным, что они бежали сломя голову и толкали друг друга, когда о близости врага говорили лишь снаряды да свистящие мины.
Ларинен нащупал рукой чехол своей лопатки, чтоб убедиться — здесь ли она.
— Где же наш Матвеев? — спросил Куколкин. — Тоже, наверное, за зайцами погнался?..
Ларинен встал и пошел вдоль опушки леса, разыскивая Матвеева.
Вдруг кто-то коснулся его плеча. Ларинен обернулся и увидел Матвеева.
— По правде сказать, я даже мальчишкой так не бегал, когда сосед заставал меня в своем саду на яблоне, — смеясь сказал Матвеев.
Неужели здесь когда-нибудь рос можжевельник и вереск? Повсюду хаос, воронки от снарядов, оголенные почерневшие камни и пни, расщепленные какой-то страшной силой.
По пять раз в день после яростных артиллерийских подготовок противник бросался в атаку. Сгорело все, что только может гореть. Но камень, песчаный вал и вырытые в земле огневые точки устояли. Батальон удержал за собой эти развороченные и печальные теперь высоты.
Сегодня было тихо. На почерневших камнях, покуривая, сидели Куколкин и Ларинен.
Вдруг кто-то из бойцов крикнул:
— Торвинен идет!
По оголенному склону спускался Пекка Торвинен, оборванный, грязный, но с винтовкой за плечами. После боя он отстал от своих и заблудился в лесу.
Командир батальона решил довести до сведения штаба дивизии о случившемся, но связи с дивизией не было, а боец так горячо просил дать ему возможность искупить свой проступок, послать его на передовую, что ему разрешили.
«Растерялся парень, — подумал командир. — Необстрелян, неопытен…»
Но товарищи пока косо посматривали на Торвинена — не струсил ли?..
На следующий день роты получили приказ построиться на восточном склоне высоты.
— Неужели опять будем драпать? — с деланной оживленностью проговорил Торвинен, который суетился больше всех, подбегая то к одному, то к другому бойцу.
Никто не ответил, и только сержант Куколкин сердито покосился на него.
Роты бесшумно покидали высоту. По пути к ним присоединились автоматчики, вернувшиеся с разведки.