Сегодня не слышно гула артиллерии. Быть может, снежный буран заглушает вой пушек.
Ларинен выпил стакан чаю и взял с этажерки какую-то детскую тетрадь. Оказалось, что это ученическая тетрадь для рисования, видимо сына хозяина этой усадьбы. Вейкко стал перелистывать тетрадь. На каждой странице неумелой детской рукой аккуратно были нарисованы солдаты, танки, самолеты, взрывы бомб и пожары.
Кто-то за стеной завел патефон. Положив тетрадь на этажерку, Вейкко вышел из дому, постоял на крылечке. На дворе барской усадьбы сохранились многочисленные постройки. Сохранился и сад перед тяжелым угрюмым домом.
Ларинен вышел в сад и принялся кружить по дорожкам.
За садом по шоссе тянулись бесконечные колонны беженцев. Тысячи женщин и детей торопливо шагали по грязной дороге.
На крыльцо вышел майор Зайков. Увидев Ларинена, он подошел к нему и, показав глазами на барский дом, спросил:
— Любуешься архитектурой?
— Архитектура у них тяжелая, — ответил Вейкко. — Такой дом мне напоминает старинную крепость.
— Ты не ошибся, — усмехнулся Зайков. — Это именно крепость. Я бы сказал — это военное укрепление, которое помещик построил для войны.
— И ведь кругом у них такие дома. Любая усадьба — это крепость со специальной башней, откуда хорошо просматривается вся местность!
— А подвалы! — воскликнул Зайков. — Гляди — двухметровые каменные стены и крошечные окошечки, вроде амбразур.
— И окошечки эти на восток глядят, — удивился Вейкко. — Да, такие дома они нарочно построили для войны.
— Нет сомнения! Ты взгляни на карту. Везде линия фронта идет по господским дворам. Ведь как у них расположены усадьбы? Любые три усадьбы образуют точный треугольник, как форты перед крепостью.
— Да, у них все для войны приспособлено, — сказал Вейкко. — Дома, литература и даже воспитание детей.
— Вся Восточная Пруссия — это крепость, построенная военными специалистами, — заметил Зайков.
Ларинен ответил задумчиво:
— И эту крепость рушим мы, люди мирного труда, ты — техник, я — журналист, Матвеев — геолог, Карху — лесоруб, Бондарев — студент…
ГЛАВА ОДИННАДЦАТАЯ
В большом подвальном помещении происходило собрание коммунистов саперного батальона.
Майор Зайков, сделав сообщение о предстоящей боевой задаче, предоставил слово капитану Ларинену.
Вейкко сказал собравшимся:
— Теперь начинается самый трудный и решающий момент боев в Восточной Пруссии. До берега Балтийского моря осталось всего пятнадцать километров. Надо полагать, что немцы нелегко отдадут нам эти километры. Позади море, им отступать некуда. Они будут упорно драться за каждый метр. Но мы не остановимся, пока не достигнем моря. Нам надо понять одно — чем быстрей мы дойдем до берега, тем скорее будет побеждена фашистская Германия.
Эта ситуация всем была ясна и понятна. Поэтому Ларинен не стал много говорить. Собрание вскоре кончилось, и саперный батальон приступил к делу.
Первая рота за ночь разминировала поля и получила приказание идти на отдых. Однако всем было не до отдыха. Вторая рота находилась уже в окопах. Отделение Бондарева ожидало наступления. Позади, в овраге, стояли замаскированные танки.
— Сегодня будет чудесный день, — сказал Матвеев, указывая на небо, по которому плыли легкие облака.
Солнце поднялось уже высоко. Равнина казалась светлой, мирной. Лишь одиночные снаряды рвались порой, но поднятая ими пыль и дым быстро рассеивались.
— День будет действительно чудесный, — подтвердил Ларинен, улыбнувшись. — Ты знаешь, сколько у нас орудий?
— Знаю. По двести на каждый километр. Иными словами, через каждые пять метров — орудие.
— И еще — «катюши»! — сказал Ларинен.
— Много ли осталось времени? — спросил кто-то.
— Пятнадцать минут.
Давно вернувшаяся к своим и по-прежнему всеобщая любимица Аня вышла на улицу и на вопросительный взгляд Матвеева ответила:
— Я тоже хочу поглядеть, что здесь будет твориться. Наверно, красивое зрелище сейчас увидим.
— Да, красиво будет! Только война не зрелище! — Ларинен усмехнулся.
Высоко в небо взвилась ракета.
— Началось!
И действительно — «началось». Забухали замаскированные в парках артдивизионы, и в ту же минуту воздух завыл от тяжелых снарядов, летевших далеко с тыла. Пороховой дым окутал равнину; солнце за ним казалось багровым. Среди гула и грохота послышался режущий скрип, словно десятки гигантских пил одновременно врезались в сухое дерево, — это из оврага рванулись вверх мины «катюш», сверкая огненными хвостами.