До моря оставалось всего четыре километра. Казалось, оборона противника должна уже дрогнуть. Но минометный и артиллерийский огонь ничуть не уменьшился. У немцев было еще немало дивизионов и клочок дымящейся земли длиной в двадцать километров и шириной в четыре. Поэтому война продолжалась. Усадьбы горели, города рушились и люди по-прежнему гибли.
Да, подполковник прав — надо было как можно скорее выйти на берег Балтики.
Этот берег уже хорошо виден с возвышенности. Отлично можно разглядеть синюю полоску моря. Сегодня утром Вейкко долго разглядывал эту синюю полосу. В бинокль он даже увидел, как высокие водяные столбы поднимаются в воздух и, пенясь, падают. Ларинен не мог удержаться, чтобы не подозвать к себе Карху.
— Смотри, — показал он, — вон оно, Балтийское море. Ты помнишь дорогу в Карелии, когда едешь из Кеми? Там вот так же, с высоты, не доезжая Ухты, отлично виднеется Куйттиярви… В детстве моем, когда мы, школьники, возвращались домой на каникулы, мы всегда кричали: «Здравствуй, Куйттиярви!..» И теперь мне хочется крикнуть: «Здравствуй, Балтийское море!»
Карху молча посмотрел вдаль. Вероятно, с Ухтой и Куйттиярви были связаны для него какие-то воспоминания.
В сером, дымном небе, со стороны моря, неожиданно появились вражеские самолеты-разведчики.
— Интересно знать, кого они ищут? — с усмешкой спросил Карху.
— Наверно, наши артдивизионы, — отвечал Вейкко. — Ведь они очень беспокоят немцев.
Карху вновь усмехнулся:
— Чего их искать? Они повсюду, куда ни глянешь. Пора бы врагу привыкнуть к нашей артиллерии.
Подошел вечер. Стемнело. Небо стали рассекать лучи советских прожекторов. Трассирующие пули четырех-ствольных зенитных пулеметов зажигали в воздухе светлые, быстро исчезающие дуги.
На полыхающем от пожарищ небе нечетко вырисовывалось звено бомбардировщиков. Резко застучали наши зенитки. Одна из машин стремительно понеслась вниз, к берегу моря, как комета, оставляя за собой длинный красный хвост. Остальные самолеты тотчас скрылись. Гитлеровцам не было больше места ни на земле, ни в воздухе.
Деревня Штуттенен не была еще нами взята, когда вторая рота саперного батальона получила приказ построить в ней командный пункт дивизии.
— К тому времени, когда вы приедете туда, она будет взята, — объяснил Матвееву Зайков.
И действительно, когда рота Матвеева пришла в Штуттенен, врага уже оттеснили за окраину горевшей деревни.
Деревню пересекал глубокий овраг. Немцы, отступив, задержались на другом краю оврага. И теперь противников разделяло расстояние не свыше пятидесяти шагов.
Матвеев полагал, что немцы из своих орудий не смогут обстрелять его бойцов, иначе их артогонь неминуемо должен уничтожить и свою пехоту. Однако Матвеев ошибся. Враг не пожалел своих и открыл огонь из тяжелых береговых батарей. Добрая половина снарядов рвалась в его же собственных траншеях. Около сорока немцев, подняв руки вверх, пытались было вернуться на восточную сторону оврага, однако оставшиеся на западной стороне открыли по ним пулеметный огонь. Только два солдата добежали до советских окопов. Остальные закончили свой земной путь на дне оврага. Эта попытка немцев удержать деревню с помощью береговых батарей ничего не изменила. Как ни цеплялись они за каждую складку земли, они откатывались все дальше назад. Под покровом ночи немцы оставили овраг у деревни Штуттенен.
Утром, среди дыма и утреннего тумана, встало багряное солнце. Оно казалось отблеском пожара.
До Балтики осталось всего два километра. Кругом горели усадьбы, мосты, склады. Вся Восточная Пруссия была охвачена дымом и пламенем…
Вот впереди раздался чей-то звонкий голос:
— Сюда, ребята!
Это крикнул Бондарев, выйдя на шоссе. За этим шоссе, за грудой камней, плескалось Балтийское море.
Несколько минут назад здесь, у шоссе, гремели автоматы и грохотали взрывы ручных гранат. Но это были последние взрывы, последние выстрелы. Сейчас все смолкло, и только где-то вдали слышался шум боя.
Бондарев стоял на самом берегу. Брызги обдавали его сапоги и шинель. Волны прибивали к берегу обломки льдин. Льдины звенели, ударяясь о прибрежные камни.
Бойцы подбежали к морю. Поснимав каски, они опустились на камни и закурили. Многие, подойдя к воде, стали проворно обмывать свои лица, почерневшие от пыли и копоти.
Сержант Карху, достав из вещевого мешка полотенце, деловито подошел к воде.
Кто-то громко крикнул:
— Который час теперь? Кто-то, так же громко, ответил: