— Двадцать ноль-ноль! — И тут же добавил: — Сегодня двадцать девятое марта.
— Все-таки пришли! — крикнул Карху и стал вытирать лицо, раскрасневшееся от ледяной воды…
С морского берега Фришес Гафф дул легкий ветер. Вечернее небо было безоблачно и воздух так прозрачен и тих, что казалось, войны здесь никогда и не было. Только среди скал все еще клубился пороховой дым.
Позади осталось все, что говорило о войне. Дорога, тянувшаяся вдоль берега, была завалена сгоревшими танками, обломками автомашин, исковерканными орудиями и шестиствольными минометами. Всюду валялись трупы лошадей и вражеских солдат. Тут же, по дороге, казалось, без конца, тянулась колонна военнопленных.
Ларинен и Матвеев сказали почти в один голос:
— Ну вот и подошли.
Над морем взвились ракеты. На минуту они замирали высоко в воздухе и, описав по небу крутую дугу, падали в воду.
Воздух вновь стал вздрагивать от залпов орудий.
К берегу подъехал верхом на лошади немолодой усатый старшина. Обернувшись к офицерам, он внимательно всматривался в них.
Вейкко, не заметив его, снова повторил:
— Вот и дошли мы до Балтийского моря.
И тогда усатый старшина крикнул Ларинену:
— А как же иначе, товарищ капитан? От самой Карелии шли!
Матвеев и Ларинен обернулись. Матвеев первым узнал старшину.
— Куколкин! — крикнул он. — Ты ли это?
— Так точно, я! — ответил старшина, улыбаясь.
Вейкко и Матвеев торопливо бросились к нему. Он, прихрамывая, пошел им навстречу.
— Как ты здесь очутился? — спросил Ларинен, крепко сжав его руку.
— Вместе со своими, — ответил Куколкин. — Ведь здесь вся наша дивизия из Масельгской.
— Да, никак, ты на коне сюда прибыл? — спросил Матвеев, поглядывая на верховую лошадь.
— Верно, на коне, — ответил Куколкин, засмеявшись. — На своем Савраске, ведь ноги у меня теперь ни к черту не годны. Ранен был осколками мины. Пролежал в госпитале четыре месяца. Доктор сказал: «Теперь уже не получится настоящих ног, будешь прихрамывать». Меня освободили совсем, велели домой ехать.
— Почему же ты не поехал? — спросил Матвеев.
Вейкко нахмурился, взглянув на Матвеева: напрасно он задал этот вопрос. Но Куколкин торопливо ответил:
— А зачем мне раньше других домой являться? Нет, думаю, вместе со всеми начал и вместе со всеми до конца буду. Попросил командира, он и оставил меня. Да еще в придачу дал Савраску. И теперь я, вроде связного командира дивизии, скачу на лошади.
Помолчав немного, Куколкин добавил:
— Да если подумать, — что мне осталось? Только и осталась близкая родня — вот дивизия.
Куколкин рукой показал на бойцов, сидевших на камнях.
— А Дуся? — тихо спросил Ларинен. Сердце его сжалось в ожидании ответа, который он уже понял без слов.
Поникнув головой, Куколкин ответил:
— Нет больше Дуси. Своими руками я вырыл ей могилу… — и, вытащив из кармана вчетверо сложенный листок газеты, подал его Ларинену. — Тут есть заметка о ней, и портрет ее напечатан.
Ларинен развернул газету. Вот ее милое, улыбающееся лицо… прядь белокурых волос из-под шапки…
На минуту закрыв глаза, Ларинен протянул газетный листок Матвееву. Сердце сжала невыносимая боль.
Ничего не сказав Куколкину, Ларинен вдруг отвернулся и, медленно шагая, побрел в сторону дороги, спотыкаясь о камни и обломки вражеского оружия.
Матвеев с недоумением посмотрел ему вслед.
Батальон уже третьи сутки стоял в уцелевших домиках приморского села. Правда, у многих домов недоставало дверей и оконных рам, но солдат быстро приспосабливается к обстановке — двери завесили плащ-палатками, окна заткнули перинами и тюфяками.
Только теперь, казалось, люди заметили, как они грязны, как обросли их лица щетиной, как испачкалось обмундирование. Каждому хотелось поскорее помыться, побриться, почистить гимнастерки, чтобы появиться на митинге в парадном виде.
Карху, обычно молчаливый, теперь охотно подводил итоги пройденного пути. За последние дни Карху пристрастился к торжественным речам, не стесняясь тем, была перед ним обширная аудитория или всего один боец.
Сегодня Карху говорил бойцам своего отделения:
— Мы все-таки дошли! Откровенно сказать, в Инстербурге я уже думал, что, пожалуй, не видать мне этого берега. А вот увидел… Однако многие хорошие парни так и не дошли вместе с нами. И за погибших героев мы еще откроем огонь по противнику… Помимо того, несколько слов необходимо сказать о тех саперах, которые все еще не умеют содержать в аккуратности свои лопатки. Сейчас, в праздничные дни, не станем упоминать имена этих недостойных саперов, но они и сами отлично должны знать, о ком тут идет речь. Некоторые из них, наверно, думают, что если подошли к морю, то на остальное наплевать. Нет, они глубоко ошибаются. Теперь еще в большей степени я буду спрашивать с них. И пусть они не рассчитывают на море. Море тут ни при чем. Лопаты и оружие надо держать в полном порядке, одинаково как на суше, так и на море…