Матвеев перегнулся в седле и крепко обнял Ларинена.
К вечеру батальон расположился на отдых в небольшой деревушке. Ужин был окончен, но никто не ложился спать. Подойдя к Ларинену, Карху тронул его за плечо.
— Какой же день сегодня, Вейкко!
Весь батальон собрался в круг. В центре этого круга, под рев баяна, под крики и хлопанье плясали Бондарев и Зайков. Ноги Бондарева дробно выстукивали по твердому грунту улицы. Он плясал отлично, как искусный танцор, но и Зайков не хотел уступить ему ни в чем. В его движениях не было такого искусства, но зато он топал ногами с такой силой, что это вызывало дружные аплодисменты у зрителей.
— Вот так пляшут! — восторженно кричали люди.
— Как отец с сыном пляшут! — крикнул кто-то.
Ларинен и Матвеев стояли рядом, усердно аплодируя танцующим.
К толпе зрителей торопливо подошел дежурный офицер.
— Где Матвеев? — спросил он.
— Я здесь. В чем дело?
— Там вас разыскивает какая-то девушка, — ответил офицер.
Вейкко посмотрел на Матвеева, лицо которого раскраснелось от волнения.
— Это, вероятно, Ирина приехала, — сказал он тихо. — Где она?
Но дежурный не успел ответить. Ирина уже стояла рядом.
— Ирина! — воскликнул Матвеев. — Как тебе удалось?..
— Я же тебе сказала, что мы встретимся в день победы, — ответила девушка, улыбаясь. — Вот и отпросилась, приехала… Ужасно торопилась… Хотела именно сегодня увидеть тебя.
Матвеев познакомил Ирину с Лариненом:
— Знакомься, Вейкко… Ирина Александровна Малышева… Моя невеста…
Над деревушкой высоко поднимались ракеты — белые, красные, синие, желтые… По дороге шли чешские юноши и девушки.
— Наздар, наздар! — кричали они Матвееву и Ирине.
С поляны доносились звуки баяна, шум и возгласы танцующих. Кто-то негромко пел, повторяя слова знакомой песни:
Шли дни, непривычные для мирной солдатской жизни.
— В Восточной Пруссии все было проще, — говорил Ларинен, с усмешкой поглядывая на Матвеева. — Помню, однажды я спросил у начальника политотдела: «Нет ли новых указаний по проведению политработы?» — «Есть, — ответил он, — как можно скорее выйти на берег Балтики». А теперь сколько всевозможных дел!..
Карху, подойдя к Ларинену, спросил его:
— Когда же наконец мы попадем в Карелию?
Карху был, вероятно, единственным человеком в батальоне, которому Вейкко признался:
— А ты думаешь, меня самого не тянет в Карелию? Согласен хоть лошадей там пасти, до того хочется домой… Но нельзя еще… пока мы не закрепили нашу победу…
— Понятно, — грустно вздохнул Карху.
Однажды, в воскресное утро, Бондарев привел задержанного им немца в штатской одежде. Пленный нес рацию и два разряженных автомата.
Придя к Зайкову, сержант сказал:
— Понимаете, товарищ майор, я шел по лесу, и вот вышла история — поймал шпиона.
— А разрешение у тебя было уйти в лес из батальона?
— Так точно, специально взял разрешение у командира роты — выяснить, почему стог сена в лесу…
— Какой стог сена? Где ты его увидел?
— В прошлый раз наша рота проходила лесом, и там я увидел стог сена. Показалось странным — почему стог сена стоит в лесу. Сначала подумал: «Может, местные жители имеют привычку сгребать сено в лесу, а не в поле?» Специально сегодня пошел поглядеть. Вдруг вижу вот эту фигуру с автоматом. Сидит, зарывшись в сено. «Ты что?» — спрашиваю. «Греюсь». Ну, я копнул сено и там нашел рацию.
— А почему же два автомата?
— Так ведь там был второй… Тот хотел прогуляться, а мне пришлось его остановить…
Вечером Зайкову сообщили из Особого отдела, что Бондарева следует представить к награде за поимку шпиона.
Бондарев сказал Зайкову:
— Хочу в военное училище идти, товарищ майор. Прошу у вас разрешения на это.
— А почему же ты отказывался идти в училище во время войны? — спросил Зайков.
— Во время войны нелегко было уйти из батальона, — ответил сержант. — А теперь иное дело.
— Стало быть, хочешь остаться в армии?
— Так точно.
Саперный батальон получил приказ о расформировании.
Это было неожиданно, и Зайков как-то даже не сразу осознал слова приказа. В этот вечер он никому ничего не сказал.
На утреннюю поверку Зайков пришел сам и был требователен, как и раньше. Он бранил за каждое грязное пятно, которое находил на обуви, гимнастерках или воротниках бойцов.
— Если спросят, из какого ты батальона, что ты ответишь, когда у тебя такой воротник? — допекал он одного солдата.