В эти дни Вейкко Ларинену казалось, что он вновь и вновь переживает день победы, день девятого мая.
Сегодня парад закончился далеко за полдень. Вейкко вернулся в номер гостиницы, чтоб немного отдохнуть от впечатлений дня. Он прилег на диван. Однако ему не лежалось, и он принялся ходить по номеру из угла в угол.
Потом, достав портфель и вынув из него несколько десятков тетрадей, стал перебирать и перелистывать их. Нахмурившись, он принялся что-то писать своим мелким почерком и, перечитывая написанное, одобрительно кивал головой.
Это были дневники Ларинена, короткие и длинные записи, которые Ларинен ежедневно вносил в свои тетради на протяжении всей войны. День за днем записаны были вся война и то, что было после победы.
Теперь эти тетради кипой лежали перед Лариненом.
Снова склонившись над раскрытой тетрадью, Вейкко принялся записывать свои впечатления о сегодняшнем параде.
Кто-то постучал в дверь номера.
— Войдите, — спокойно сказал Вейкко, хотя и был раздосадован, что его прервали.
В комнату вошел Матвеев. Ларинен встал из-за стола, с изумлением глядя на своего друга.
— Ты! Откуда?
Матвеев обнял Ларинена и, торопясь, заговорил:
— Ну, брат, еле тебя нашел! С утра хожу по гостиницам… Меня назначили к тебе в команду. Вот предписание… Прошу принять…
Снова обняв Ларинена, Матвеев усадил его на диван и, понизив голос, таинственно заговорил:
— Вейкко, а ты знаешь, кого я случайно встретил? Андрюшу Монастырева. Ты помнишь его? Высокий такой парень, немного нескладный, но удивительно симпатичный и добряк, каких мало.
— Я хорошо его знаю! — ответил Вейкко.
— Так вот! — воскликнул Матвеев, вставая с дивана. — Ты работаешь по репатриации и, оказывается, ничего не знаешь. В Австрии в одном концентрационном лагере были заключены Тамара Николаевна Торопова и ее дочь Лида.
— Тамара Николаевна? — переспросил Ларинен.
— Да, — взволнованно подтвердил Матвеев. — Андрей Монастырев рассказал мне о своем бегстве из этого лагеря, где он больше года находился вместе с ними.
— Это какой же лагерь? — спросил Вейкко, подойдя к столу и раскрыв карту с помеченными там концлагерями.
Найдя на карте лагерь, Матвеев сказал:
— Вот они где, а ты ничего не знаешь!
— Едем. Как раз нам надо эвакуировать этот лагерь. Но странно, как они попали туда…
— Об этом я ничего не знаю. Монастырев не успел рассказать. Знаю только, что там находится Торопова в качестве врача…
В пути друзья долго молчали. Вейкко казался и обрадованным и растерянным.
— Вейкко, — заговорил наконец Матвеев, — скоро мы встретимся с твоей знакомой, с твоим другом Тамарой. Не из любопытства спрашиваю тебя, а просто мне хотелось бы понять, что у тебя на сердце… Скажи мне, ты любишь эту женщину?
Вейкко медленно ответил:
— Нет, теперь лишь глубокая дружба связывает меня с нею… В юности я любил ее, но так получилось, что она вышла замуж за другого… Это было семнадцать лет назад. Много воды утекло с тех пор.
Матвеев смутился и вдруг неожиданно объявил:
— Мы с Ириной решили записаться, как только вернемся на родину.
После освобождения Тамара Николаевна жила с Лидой в маленьком домике недалеко от лагеря.
Работы было много. Голод и каторжный труд сломили многих людей, которые, казалось, крепко держались в первые дни после освобождения. Нервный подъем сменился необыкновенной усталостью. У многих оказались тяжкие болезни, ранения после нанесенных побоев, и у всех — последствия хронического недоедания.
С утра до вечера Тамара Николаевна и Лида находились среди своих больных. Врачей не хватало, и им обеим приходилось нелегко. Только в воскресенье они разрешали себе отдохнуть и погреться на солнце в небольшом садике перед своим домом.
Сегодня Торопова сидела на крыльце дома с книгой в руках. Но ей не читалось. Книга упала на ступеньки крыльца, и Тамара Николаевна даже не подняла ее.
Лида стояла у ограды и посматривала на дорогу. Андрюша Монастырев обещал приехать днем, но его что-то все не было.
На дороге показалась легковая машина. Может быть, это он? Нет, из машины вышли два офицера и пошли тропинкой к их дому.
— Мама! — пронзительно закричала Лида. — Мама, дядя Вейкко идет!
— Что? — переспросила мать и, встав с крылечка, направилась к ограде.
Лида выбежала из сада и, повторяя: «Дядя Вейкко», — бросилась к приехавшему.
Если бы Лида не кричала «дядя Вейкко» и если б она не обняла его, Вейкко никогда не узнал бы в этой девушке маленькую девочку Лиду, которую он знал в Петрозаводске пять лет назад.