Вейкко застал председателя колхоза за ужином. Кюнтиев жил с женой в маленькой комнате в том же доме, где размещалось правление колхоза.
Вейкко казалось, что для председателя, высокого и грузного мужчины, слишком тесна и низка комната. Маленькими были стол, за которым он сидел, тарелки и ложка в его громадных ручищах, хозяйка, хлопотавшая у небольшой плиты, тоже была мала. Чересчур тесными выглядели на нем офицерские галифе, и просто удивительно, как он сумел натянуть на свои здоровенные ноги небольшого размера хромовые сапоги. Он и сам казался раздраженным и озлобленным оттого, что все в мире было для него мало.
Председатель медленно повернулся и подал гостю руку.
— Вот как, ты уже прибыл? — сказал он и взглянул на жену. Она моментально подала гостю стул. — Ужинать будешь?
Вейкко отрицательно покачал головой.
Покончив с ужином, председатель утер тяжелый, гладко выбритый подбородок полотенцем, поданным женой, достал из кармана красивый серебряный портсигар.
— Из района еще кто-нибудь приедет? — был его вопрос.
— Кто же еще должен приехать? — удивился Вейкко.
Кюнтиев не счел нужным ответить.
— Ну, что тебе сегодня надо? — спросил он. — Ты уже виделся с нашим партийным секретарем?
— Лично мне ничего не надо, — с досадой ответил Ларинен. — Приехал помочь, чем смогу.
Председатель молча курил, а затем в трех словах охарактеризовал положение в колхозе:
— Не хватает людей.
— Я пока не знаю, кто у вас вообще есть.
— Пойдем в правление.
В большой комнате правления стоял всего один стол.
— А где же сидит счетовод? — удивился Ларинен.
— Я счетовод, — заявил председатель. — Был тут у меня счетоводом Нийккана Лампиев, знаешь его? Молокосос.
— А где он теперь?
— История с его отцом какая-то смутная. Сообщили, что он пропал без вести в 1944 году, но… — председатель многозначительно замолчал и через некоторое время произнес: — А почему бы он не мог, например, попасть в плен и остаться там?
— А Нийккана работает в колхозе?
— Нет. Захотел уехать. Я не удерживал.
В списках бригад было большинство пожилых. Занявшись списками, они не заметили, как в комнату вошла женщина. Она робко жалась у дверей, пока председатель не спросил:
— Чего тебе?
— Я еще не получила семенной картошки. А семена уж давно пора проращивать.
— Сегодня я не пойду на склад. Приходи завтра.
Женщина постояла с минуту и молча удалилась.
— А кто у вас кладовщиком? — спросил Ларинен.
— Я.
И пояснил:
— В последнее время кладовщиком был Иивана Кауронен, бывший председатель. Но я не доверяю ему.
— Ииване Кауронену? — запальчиво переспросил Ларинен. — Я очень хорошо его знаю и могу поручиться.
Председатель улыбнулся и, глядя на покрасневшее лицо Вейкко, мягко сказал:
— Да и я его в воровстве не подозреваю. Но он может подложить мне свинью. Да, да… Кладовщик может, если захочет. Он меня не любит. А знаешь ли ты, где брат его жены? Арестован в 1938 году. Вот видишь? И теперь, когда у меня нет ни кладовщика, ни счетовода, я заставил ревизионную комиссию лучше работать, чтобы меня в воровстве не заподозрили.
— Так у тебя все колхозники разбегутся, — возмутился Ларинен.
— Ты-то, наверно, не из-за меня отсюда удрал. Насколько мне известно, ты окончил сельскохозяйственный техникум.
Кюнтиев усмехнулся, увидев, как Ларинен закусил губу.
— Я пошел туда, куда меня направила партия, — с трудом выговорил Вейкко.
— Может быть, партия против твоего возвращения в колхоз? А? Странно, что партия не требует меня в город, а заставляет быть здесь, хотя у меня и нет сельскохозяйственного образования.
Ларинену было трудно сдерживать себя. А председатель, переждав минуту, заговорил примирительно:
— Кто же у нас будет севом руководить, если председатель и уполномоченный будут ругаться между собой? Боюсь, что в перебранке тебе не под силу со мной тягаться, у меня нервы крепче. Да и не лучше ли оставить это до лета, чтобы не скучно было? Получишь отпуск, приезжай сюда порыбачить. Рыбалка — моя слабость, хотя я и не очень везучий.