— В Совет.
— Все?
— Все валите.
Вошли по лестнице в одну комнату, в другую.
Народу везде тьма, гул от разговоров, шаркотня
от ног.
Остановились в большой комнате. Андрейка
опять исчез и вернулся с Иваном Петровичем, и
с ним еще один молодой товарищ.
Иван Петрович пробежал глазами по рядам,
тронул рукой бородку и сказал:
— Ну, молодые товарищи, давайте потолкуем.
Мы думаем организовать летучий отряд для связи.
Нам нужно десятка два-три шустрых ребят, чтобы
выполнять наши поручения. Кто пойдет в этот
отряд?
— Все пойдем,— гаркнули дружно ребята.
— Молодцы ребята,— похвалил Иван Петро-
вич.—Ну, долго толковать не будем. Товарищ ин-
структор расскажет вам, в чем дело, и сразу к ра-
боте... Товарищ Щербаков, спасибо за то, что по-
старался.
Повернулся и ушел так же быстро, как и вошел.
Ребятам показалось, что в комнате разорвалась
ракета и осыпала их своими блестками.
Они обступили молодого инструктора и стали
слушать его об'яснения.
А на другой день уже приступили к работе.
Летучий отряд носился по городу, выполняя вся-
кие устные и письменные поручения.
Работа была живая, веселая и очень понрави-
лась ребятам. Где пешком, где на трамвае, а иногда
и на автомобиле случалось прокатиться. И значен
для себя придумали—красную ленточку на шапке.
Через два-три дня ребята знали уже все отделы
в Совете, все учреждения, всех главных товарищей,
и многому научились.
А когда собрался Совет на заседание, летуч-
ники тоже были в зале, слушали речи товарищей
и по окончании пели вместе с другими «Интерна-
ционал».
НА ТРУДОВОМ ПУТИ.
Повесть.
I.
Антошке пошел тринадцатый год, когда отец
взял его с собой на шахту. Было это осенью, после
Покрова. Приехали оми на шахту рано утром, на
рассвете. День был серый, накрапывал дождик,
пахло дымом и еще чем-то, отчего кололо ів горле
и щекотало в носу.
— Что это так шибает? — спросил у отца
Антошка.
— Это глазоедка. Газ такой, из шахты идет.
— Чю ж она, глаза ест?— опасливо спросил
Антошка и даже зажмурился.
— Нет, так называется, — успокоил отец. —
В шахте она, действительно, в глаза лезет, а тут
ничего.
У Антошки отлегло от сердца.
Встали с поезда. Станция была маленькая, чер-
ная, в степи. И кругом, куда ни глянь, тоже все
черно: и земля, и постройки, и кучи угля, разбро-
санные там и сям. Возле станции, по скату, руднич-
ный поселок. Землянки, как норы, едва от земли
видно; оконца мутные, подслеповатые, крыши зем-
ляные; вход, как в погребах,— ступеньки вниз, в
землю. Тут же, в сторонке, стоят четыре каменных
казармы под красными крышами, а дальше два
домика получше, с балкончиками,—там, верно, руд-
ничное начальство живет.
. В стороне, на бугорке, большой серый дом с
каменной оградой и часовенкой на углу. Внизу
самая шахта чернеет, как глыба угля. Торчат возле
нее две трубы—одна поменьше, другая высокая,
черная, и дым валит из нее серый, грязный.
Антошка поглядел, поглядел и ему стало так .
скучно и жалко чего-то, что он чуть не заплакал.
— Это мы тут жить будем?—спросил он у отца.
— Тут, сынок.
Антошка шмыгнул носом и хныкнул.
— Чего ты?—строго посмотрел на него отец.
— Скверно тут, — сморщившись, сказал Ан-
тошка.
— Мало что,—угрюмо буркнул отец и быстро
зашагал.
Они молча шлепали по грязной дороге. Брыз-
гал дождик. Землянки вблизи казались еще более
убогими, сиротливыми. Попадались люди, черные,
грязные, с выпачканными сажей лицами. И на всем
здесь лежал мутный осадок грязи. Даже у собак
и кошек шерсть была грязная, как дым, который
все валил и валил из большой трубы.
Антошка шел, едва удерживая слезы. Душу ему
как тисками сжало. Если бы не боялся отца, он
заплакал бы, а то и убежал. Но отец строгий,
шутить не любит. Ишь, он какой—высокий, силь-
ный, котомка за плечами, как игрушка, болтается.
Лицо спокойное, твердое, и по всему видно, что
ему все нипочем,—грязь, дым, глазоедка,—лишь бы
работа была.
Пришли к казармам, обчистили ноги, вошли в
крайнюю. А там грязно, накурено, дым табачный
в горло лезет, не продохнешь. Народу мало, разо-
шлись на работу, а видно, что было полным-полно.
Отцу в казарме знакомый шахтер встретился.
Голова взлохмачена, рубаха расстегнута, без пояса,
глаза усталые, красные, в зубах цыгарка.
— А, Аверьян Макарыч, слыхом-слыхать! Опять
на нашу душегубку?—бойко заговорил он.
— Да, вот, приволокся. Что дома делать?— ска-
зал отец, здороваясь с шахтером за руку.— Ну, как
тут насчет работы? Берут?
— Берут, места есть, сюда, ведь, идут неохотно.
Лицо у Аверьяна повеселело.
— Ну и ладно. А я вот и сынишку привез. Па-
рень дома зря болтается. Може, суну тут куда-ни-
будь.
— И ему дело найдется,— обнадежил шахтер и
внимательно посмотрел на Антошку.
— Сколько ему годов?
— Тринадцатый пошел.
— Щупленький он у тебя.
— Ничего, в работе выравняется.
Большие говорили и смотрели на Антошку так,
словно оценивали товар, а Антошка слушал, смо-
трел волчонком и хмурился. Не нравилось ему тут.
Все грязное, серое, мутное, — вот так бы взял, ка-
жись, и убежал.
День прошел скучно и вяло. Отец ходил в кон-
тору, записался на работу в шахту, записал и
Антошку. Приняли его на разные мелкие работы
и жалованье положили шесть рублей в месяц.
Антошка бродил по казарме, не зная, куда себя
деть. Только один человек и бросился ему ласково
в глаза. Это была стряпуха Евфросинья, ворочав-
шаяся возле огромной жаркой печи. Она сразу за-
метила Антошку, подозвала, расспросила, потом
дала поесть. Глаза у нее были ласковые, а голос
веселый и лицо красное от огня. Работа кипела
у нее в руках, она без устали ворочала большие
чугуны с варевом, а сама была худощавая, жили-
стая.
— И зачем тебя батька сюда привез? — сказала
она, узнав, что Антошку привезли на работу. —Ни
в жисть бы не отдала свое дитя на шахту. Что тут?
Ругань, да грязь, да пьянство. Живем, как каторж-
ные, света божьего не видим... Хорошо, если в лег-
кую работу попадешь, а если —в шахту? Там
и большим горько, а малому прямо погибель.
— Мне тут тоже не нравится, — скучным голо-
сом сказал Антошка.
— Да что хорошего? Того и гляди пришибет,
калекой сделает. Как тебя мать отпустила?..
И Евфросинья, разволновавшись, еще с боль-
шим усердием стала ворочать тяжелые чугуны.
Антошка, чтобы убить, как-нибудь время, спал,
потом ходил вокруг казармы, возле землянок.
Пока ехали в вагоне, было интересно: бежали, раз-
ворачивались перед глазами новые края, —то город
промелькнет, то завод, то большое село. А теперь
вот в шахту уперлись—и стоп машина. Будто> с раз-
бета в яму попали...
Подошел он к темному, закопченному зданию,
где стояли высокие трубы. Там что-то пыхтело,
постукивало, слышались голоса, лязг железа,
свистки. Это и есть самая шахта. Антошка долго
смотрел издали, а в середину войти боялся —еще
прогонят или прибьют.
Подбежал к нему какой-то паренек, больше его
ростом, оборванный, в саже, и крикнул весело,
бойко:
— Чего глаза пучишь?
— Так, смотрю,— оказал Антошка, отодвигаясь.
— Что ты, шахты не видел?
— Нет. Мы сегодня приехамши.