лое, важное и пустячное—все идет на пользу чело-
веку, шевелит в нем мысли, раскрывает смысл
и понимание жизни. Надо только уметь правильно
видеть и понимать... Вот и он, Антошка, многому
научился. Пусть его помяла за это шахта—это
пройдет, забудется, не останется, может-быть, и
следа; но то, -что осветило его душу, раздвинуло
мысли, раскрыло перед ним души и сердца других
людей,—это останется с ним вечно, не забудется
никогда...
Поезд бежал и бежал среди степи. Сумерки
сгущались, гасла заря. Промелькнули одна за дру-
гой две маленькие станции. Виднелись возле них
шахты. В одном месте показались вдали домен-
ные печи. Они пылали, точно гигантские факелы,
и долго стояло от них в степи зарево, как от пожара.
Взошел месяц, и степь ожила, посветлела. От
вагонов легли на землю длинные тени, побежали
рядом с поездом, и дым клубился над ними, как на-
стоящий. Где-то в стороне блестела вода—степная
река или пруд,—набегали и пропадали в голубых
сумерках темные рощи, поселки, шахты, хутора...
Антошка все смотрел в окно, где бесконечным
простором, тихо кружась, разворачивалась степ-
ная даль. Лунный свет нес в себе успокоение.
И в душе Антошки уже не было беспокойства, оно
улеглось, покрылось новым, бодрым настроением.
Он думал теперь о том, как он приедет домой.
Встретят его мать и сестры, обрадуются ему
крепко. И он расскажет им о своей жизни на руд-
нике, обо всем, что дала ему эта жизнь, и они
увидят, что он недаром ездил, недаром жил среди
чужих людей... А потом возьмется, как большой,
за домашние дела и будет ворочаться с ними, пока
не приедет отец... А там, может быть, его ожидает
что-нибудь новое, неизвестное, но хорошее,—
жизнь ведь велика, разнообразна, и много может
дать человеку...
Так думал Антошка, глядя на бесконечные,
плывшие навстречу поля. А когда месяц стал вы-
соко в небе, и забелел над степью туман, и много
станций промелькнуло в блеске вечерних огней,
Антошка положил под голову свою сумочку, лег
на лавку и закрыл глаза.
Колеса вагонов равномерно выстукивали—тра-
та-та, тра-та-та, точно лошадь звенела стальными
подковами.
И казалось Антошке, что скачет он по сталь-
ной дороге на волшебном коне в какие-то новые
края, где для него начнется новая лучшая жизнь,
полная понятного ему смысла и любимого труда,
и он уже не думал о шахте.
В МОРЕ.
1.
Из далеких заморских стран, на смену старой
ворчунье-зиме, шла весна. Первыми вестниками ее
были солнечные лучи, весело блеснувшие в синеве
неба, да теплый ветер, который, пролетая над
снежными полями, гудел:
— Проснитесь! Идет могущественная царица
жизни—весна.
Зима злобно косилась на юных пришельцев,
чуя в них сеятелей великой смуты, собирала
остатки убывающих сил и давила, давила, заме-
тая те робкие следы, которые оставляли вестники
весны.
Холодным и глубоким сном спала степь, плотно
укрытая снегом. Так же крепко спало и море, ско-
ванное непроницаемой твердой массой льда. Даже
лес и дорога, оба чуткие, изменчивые, с которыми
зиме всегда было много хлопот, не сбрасывали
еще своих зимних уборов.
Но вестники весны делали свое дело—будили
и призывали к жизни все, усыпленное зимой.
Первым проснулся лес.
Еще «акануне, точно желая усыпить внимание
зимы, он пышно обрядился в пушистый иней и
стоял так весь день. А на утро сбросил с себя кра-
сивый наряд, встал перед испуганной зимой с гроз-
ным, потемневшим лицом, весь окутанный синева-
той дымкой, и зашумел:
— Хочу тепла!
Вслед за лесом пробудилась и дорога, что про-
легала извилистой лентой через весь простор ско-
ванного льдом моря. Всю зиму ее попирали но-
гами лошади и люди, но она, терпеливая, перено-
сила все. Видит дорога, что лес зашумел и нахму-
рился, слышит над собой чьи-то призывные го-
лоса и изменилась, потемнела, раздвинулась, гото-
вая идти на смелый зов.
Только степь да море лежали в глубоком сне.
Но степь велика и ленива, не мало надо усилий,
чтобы разбудить ее, а море... о, море спало поне-
воле. Оно и радо бы зашуметь, всколыхнуться, но
слишком крепки были оковы, в которые заковала
его зима. И смутно роптало оно под льдом, зады-
хаясь и прося простора.
Береговые жители, занимавшиеся рыбной лов-
лей, нетерпеливо ожидали наступления весны.' Зима
была суровая, с сильными холодами и частыми
вьюгами. Выезжать в море на ловлю было трудно,
а под конец стало совсем невозможно. Некоторые
смельчаки, решившие наперекор всему продолжать
ловлю, поплатились за свою отвагу одни здо-
ровьем, а другие—жизнью. Иных унесло море на
разбитых ветром льдинах, уморив их голодом
и холодом, другие во время вьюги сбились с до-
роги и застряли в снегах, таких же глубоких и
зыбких, как пески пустыни, а над третьими нате-
шились вволю ветры и морозы.
Приходилось поневоле сидеть дома, а это для
рыбаков было истинным наказанием. Дома нечего
было делать. Хозяйства, с которым надо упра-
вляться, у них не было: баркас да сети—вот и все
хозяйство. А так как большинство рыбаков были
бедняки, перебивавшиеся кое-как со дня на день,
жившие только удачами ловли, то скоро к скуке
присоединились еще и заботы о куске хлеба.
Нужда подходила медленно, вкрадчиво, но неот-
ступно. Рыбак окидывал глазом свои продоволь-
ственные запасы, соображал, сколько еще протя-
нет зима, и с каждым днем его все больше и
больше охватывало нетерпение. Угрюмый и сер-
дитый, он уходил из дому на морской берег, на-
пряженно всматривался в белеющий простор,
и еще сумрачнее становилось его лицо.
Море мертво, неподвижно. Гуляют над ним
холодные ветры, кружатся снежные вихри. Куда ни
глянь, всюду еще пусто и безлюдно.
На рыбака наводит тоску мертвая гладь вечно
бурного, беспокойного моря. И постояв над обры-
вом, он уходит опять в свой занесенный снегом
домишко—лежать на боку или ворчать от скуки
на домашних.
II.
Андрей Бережной жил с матерью и братишкой
в рыбачьем поселении, в конце города, на обрыве.
Снизу страшно было смотреть на его домик и хо-
зяйственные клетушки, упиравшиеся в зыбкие
края обрыва. Казалось, что налетит ветер или хлы-
нет дождь,—и Андрей со всем своим хозяйством
сорвется с двадцатисаженной высоты в море.
Но жителей береговых окраин это не пугало.
Они привыкли к такому опасному существованию,
и весь обрыв был усеян такими -же, как у Андрея,
шаткими домишками. Часто случалось, что дожди
или морские волны, размывали обрыв, и тогда
ютившиеся на нем постройки летели в море; слу-
чалось, в более низких местах ветер, разбивая на
море лед, бросал его на берег с такой силой, что
разрушал и постройки, и баркасы, причиняя гро-
мадный ущерб хозяйству рыбаков. И все-таки
рыбаки не покидали насиженных мест.
— Море взяло, — море и отдаст,—говорили они,
подразумевая под этим хорошие уловы.
Андрей был молод, ему только пошел двадцать
третий год. Он был настоящий питомец моря.
И дед, и отец его были рыбаками. С малых лет он
начал ходить с отцом на ловлю, подвергаясь
в море всевозможным опасностям. Не раз во время
бурь, ломавших неокрепший лед, он плавал с отцом
на льдине, по счастливой случайности избавляясь