от неминуемой смерти; не раз среди зимы попадал
в полыньи и потом сушился на морозе под свист
вьюги; не раз, находясь на волоске от смерти,
боролся с бурей, которая рвала паруса, ломала
снасти, бросала, как щепку, баркас... Всего бывало!
Море вспоило, вскормило и закалило Андрея
своим крепким закалом. И теперь это был моло-
дец хоть куда— крепкий, смелый, чувствовавший
себя в море лучше, чем на земле.
На побережье хорошо знали Андрея. Его креп-
кая грудь, широкие плечи, загорелое лицо с зор-
кими серыми глазами, его небрежная, твердая по-
ходка бросалась в глаза каждому. Посмотрит, по-
смотрит на него какой-нибудь старый рыбак,
у которого море отняло руки и ноги, и, залюбо-
вавшись, скажет:
— Экий молодчага!
А потом вздохнет и мысленно добавит:
— Таким и я когда-то был.
Вечер. Жестяная лампочка светит скупо сквозь
закопченное стекло.
Андрей сидит возле стола, держит в руках
конец сети и на загляденье ловко связывает и за-
крепляет разорванные петли. Деревянная игла
так и мелькает в его руках. Старуха, мать Андрея,
тоже занята работой—чинит теплую рубаху сына.
Братишка Андрея, Сенька, сидит тут же с книжкой
и вслух быстро и рассеянно твердит какую-то
басню.
Андрей весь ушел в работу. Славно вяжутся
петли, еще лучше вяжутся мысли в голове.
Сегодняшний день хорошо настроил Андрея;
запахло по настоящему весной. Весь день небо то
хмурилось, то улыбалось. Срывался снежок, брыз-
гал дождь; теплый ветер то налетал, то падал.
Всюду начиналась какая-то беспокойная возня, все
точно хотело сдвинуться с места, потянуться, как
после крепкого сна, заговорить.
Андрей, вспоминая то, что видел днем, думал:
«Ну, слава Богу, зимушке-то, кажись, капут:
хвостом завертела. Дня три-четыре таких, как
нынче, да ветра низового,—и лед сломает. В море
пойдем. Эх, поскорей бы! Так осточертело сидеть
дома, что просто терпения нет. Так бы, кажись,
взял и разодрал бы руками лед».
Андрей нетерпеливо шевельнулся и с таким
усердием потянул нитку, что она оборвалась.
Сенька фыркнул и закрутил головой.
— Уже Андрюха себя не помнит.
— А что?— отозвалась мать.
— Нитки рвет.
— Гнилые, сами рвутся,—сказал Андрей.
— Тебе кабы канат.
— Ах ты, ерш! Еще насмехается, долби свою
учебу.
Сенька, посмеиваясь, берется опять за книжку,
а Андрей вдевает новую нитку.
— Вправду, гнилые?— спрашивает мать.
— Да нет, это я потянул, она и оборвалась.
- Ему бы канат,— фыркнул опять Сенька.
— Молчи, пискарь, пока не бит.
Сенька машет головой:—-как же, так я тебе
и дамся,— и продолжает трещать скороговоркой:
«Попрыгунья— стрекоза лето красное про-
пела»...
— Да, что ты все про стрекозу да стрекозу.
Сам на стрекозу похож,—не вытерпела мать.
— Урок такой, маменька.
— А ты бы что-нибудь хорошее прочитал.
- Из хорошего не задано, стрекозу надо.
— Экие уроки у вас!—вздохнула мать.—Тре-
тьего дня обезьяной уши натурчал, а теперь стре-
коза...
— А вот с воскресенья про разбойника учить
будем,—похвалился Сенька.
— Походи еще весну,—сказал Андрей,— а с лета
в море пойдем.
Сенька привскочил и захлопнул книжку.
— В море? И-их. Вот ловко! —радостно взвизг-
нул он.—Давно уже страсть как хочется. По-
плывем!
— Да ты не ерзай,—успокоил его Андрей.—
Сказал с лета, а ты уже и книжку в сторону. Экий
прыткий! Ты думаешь в море куда как любо.
Попробуй, наткни нос. Это с бережка только смо-
треть мило, как это, дескать, весело и приятно:
гуляй себе на свободе. А как потрепают раз-дру-
гой штормы, так задашь лататы.
— Я не боюсь. Меня уже качало,—воскликнул
Сенька.
— Где же это тебя качало? В люльке, как
малым был?—насмешливо спросил Андрей.
— Да, в люльке, как раз. Нет, в море и на глу-
боком месте.
— Там, где воробью по колено, а синице по
брюхо.
— Да, да. Попробуй!
— А где же?
— А ну тебя. Ты насмехаешься.
— Ну, я не буду.
Сенька немного помолчал и начал серьезно:
— Это раз прошлым летом. Поплыли мы с Ми-
тюхой на Михайловом баркасе на Черепаху. И нас
как захватило...
Андрей прыснул от смеха, мать тоже засмея-
лась.
— Ах, ты, чудомор, — сквозь смех сказал
Андрей.—Поплыли на Черепаху. Да на Черепаху
люди пешком ходят. Туда и курица доплывет. Ну
как же ты не пискарь? Пискарь и есть...
Сенька обиделся.
— Вот и не скажу больше. Ничего не скажу.
И он начал быстро, без передышки барабанить:
«Кумушка, мне странно это,
Да работала-ль ты лето?
Говорит ей муравей»...
А Андрей еще долго посмеивался, покачивая
головой. Начудил Сенька со своей Черепахой.
А впрочем, что с него и спрашивать? Мал еще...
Вот с лета надо его к делу приучать. Наука наукой
а дело тоже не ждет. Андрей в его годы уже
рыбачил.
Опять побежали одна за другой хитрые петли.
Иголка играла в руках, нитки с шорохом разматы-
вались с клубка.
Мать кончила работу и стала собирать на стол.
Поели то, что осталось от обеда.
А в окно бился мягкими крыльями теплый
ветер, и стекла в раме тоненько звенели, точно
радовались наступлению весны.
Сенька все время думал о том, что хорошо бы
пойти с первым выходом в море. Андрей обещает
взять летом. Так, ведь, это еще не скоро. А вот бы
теперь... Разве попросить?
— Андрюха,—обратился он к брату.
— Что?
— Возьми меня с собой на баркас.
— Когда?
— Да вот теперь, как пойдешь.
— Фи-ить!—засвистел Андрей.—Рано, брат,
еще. Нос отморозишь.
— Возьми.
— Нет, не затевай. Выкинь это из головы.
Учиться надо, а не вайлачить.
— Я буду помогать тебе.
— Обойдется и без твоей помощи.
Сенька надулся. Экий недобрый этот Андрей.
И что ему стоит взять? С'ездил бы за милую душу.
Так нет, заартачился, как конь перед оглоблей...
Эх, поскорей бы вырасти, что ли. Хорошо такому,
как Андрей, что хочет, то и делает, сам себе
хозяин. А тут живешь, как песик на веревочке:
всякий может приласкать и ударить.
Сенька встал из-за стола и выскочил из хаты.
Было темно. Теплый ветер дул с моря, пахло
дождем. По обрыву мелькали огоньки, а море
смутно белело ледяной пустыней, и бежал над ним
вольный ветер, неся вести о теплых краях.
Сенька попрыгал по двору,— было свежо,—
и вскочил опять в хату. Андрей складывал сеть,
мать убирала со стола. Они говорили о чем-то
вполголоса и оборвали разговор, когда вошел
Сенька. И Сенька догадался: не иначе, как Андрей
жениться задумал. Что-то он в последнее время
веселый ходит, нитки рвет...
— Что, бубырь, море еще не зашумело?—
спросил Андрей.
— А ну тебя, ты насмехаешься, — нахмурился
Сенька.—Возьми с собой, так скажу.
— Ишь ты какой. Так ершом и прыгает,—за-
смеялся Андрей.
Он взял Сеньку за шиворот и, шутливо тряся
в своей сильной руке, сказал:
— Учись, бубырь, скоро в море пойдем.
III.
А весна, между тем, приближалась, покоряя
без труда все, что встречалось на пути. Каждый
день, точно это был взмах ее молодых крыльев,
приближал ее к цели. Все пробуждалось, шумело,
радостно откликаясь ей. Растерянная, сбитая
с толку зима, злилась бессильной старческой зло-
стью, разбрасывала ослабевшими руками послед-