Во-время заметили.
Сенька смотрел во все глаза на измученного
человека, и казалось ему, что он видит сон. Вот
так ночь, сколько испытать пришлось. Сами чуть
не погибли и человека спасли.
У Сеньки болела голова и слабость была в теле.
Он умылся и подошел к котлу, где уже шла работа
ложками.
— Что, малец, набрался ночью страха?— спро-
сил, посмеиваясь, Алексей. У него было усталое
лицо и черные волосы слиплись на лбу, но глаза
смотрели, как всегда, зорко и твердо.
— Страшновато было, как баркас застрял,—
сознался Сенька,—думал потонем'.
— Да оно, если бы на твердый лед наскочили,
так, пожалуй, пошли бы на дно раков ловить.
А плакал, признайся?
— Нет,—твердо сказал Сенька.
— Молодец,— похвалил Алексей.—Из тебя бу-.
дет добрый рыбалка.
Сенька ел и поглядывал искоса на гостя. Какое
унего темное, печальное лицо. Оно точно вздулось,
опухло, и глаза мутные, потухшие. Дрожащими
руками медленно подносил он к губам ложку, опро-
кидывал в рот и как будто не чувствовал, что ест.
Крошки хлеба и пшена застревали в бороде. Когда
кончил есть, вытер рот рукавом и сказал глухим,
надтреснутым голосом:
— Сеток жалко. Новенькие, только что спра-
вил... Теперь хоть в петлю лезь: ни баркаса, ни
сеток.
— Что поделаешь? Дело наше такое. На риск
идем,— заговорили сочувственно рыбаки.
А у человека с бородой лицо стало красное
и веки заморгали: вот-вот заплачет. Однако удер-
-жался. Перешел на правый борт, сел и закрыл
глаза. И сколько Сенька ни смотрел на 'него, он
все сидел так с закрытыми глазами и темным
лицом.
Решили перебыть на море еще ночь, подловить
рыбы, а завтра домой. Погода, видимо, устанавли-
валась. День отдыхали и все хорошо выспались
под легкую качку, а вечером забросили сети. По-
том ужинали и после ужина долго не ложились
спать. Пели, разговаривали. Отошел немного и
гость и тоже разговорился и оказался душой-че-
ловеком. С горем своим он справился, подавил его
в себе—что делать?... И всем стало весело после
опасной беспокойной ночи. Были довольны, что
прошла она благополучно и никто не смалодуш-
ничал, даже Сенька, и все как будто стали еще
ближе друг другу.
Стали рассказывать о страшных случаях, какие
бывали на море, и много разных историй выслушал
Сенька в тот вечер. Многие не раз были на волоске
от гибели, то зимой, то летом, то в осенние бурные
ночи, и спасались каким-то чудом. С гордостью
смотрел на своих товарищей Сенька— вот они ка-
кие молодцы, ничего не боятся, все испытали, и
ему приятно было сознавать, что он среди них.
Ночь провел Сенька хорошо. Тепло было и не
понадобилось заворачиваться в паруса. Ярко и
радостно светили звезды. Проснулся Сенька о полу-
ночи и услышал крик диких гусей. Уже летели
весенние странники на новые места, и сладкой вол-
нующей музыкой звенели их крики.
Утром вытащили сети. И опять удачно. Рыбы
было много, и среди сул и сазанов попалось много
осетров и севрюг. Были они тяжелые, икряные, и
это особенно радовало рыболовов: мартовская икра
дорого стоит, по хорошей цене можно продать.
Управившись с сетями, наладились в обратный
путь. На первый раз довольно. Надо поспешить,
пока рыба в цене, а то навезут со всех сторон—
и упадет цена, прогадают.
Ветер был попутный, баркас шел хорошо. Лопо-
тали что-то веселое паруса. Солнце пригревало так
ласково и так славно было лежать на пахнущих
смолой досках, слушать, как хлюпает по бокам
вода, как кричат белогрудые, резвые чайки, и
думать о чем-то...
Сенька блаженно щурился, вглядываясь в голу-
бую даль, где маячили белыми пятнами рыбачьи
паруса, и думал:
«Что ни говори, а хорошо на море. Хорошо
быть моряком, плавать далеко, по большим морям,
на больших пароходах—на таких, что и бури не
страшно. Вот, кабы меня отдали в мореходную
школу. Можно б штурманом быть, а там и капи-
таном... Кончу вот городскую школу, поплаваю
лето, подрасту и буду проситься в мореходные
классы. Ученья я не боюсь, хоть там и трудные
науки, а Андрюха, надо полагать, согласится.
Сам ведь ме раз говорил: «Эх, кабы достатки,
подучился бы, да поступил в мореходную школу»...
Ну, стало быть и меня поддержит.
В городе Сенька не раз видел учеников море-
ходных классов. Такие все бравые, ловкие и одежа
у них хорошая: ясные пуговицы, фуражка с лен-
точкой без козырька—прямо смотреть любо.
И у Сеньки сладким трепетом замирала душа,
когда он представлял себя в ясных пуговицах и
в фуражке без козырька. Эх, хорошо-бы!..'
IX.
Стало уже вечереть, когда показался берег.
Солнце зажигало стекла в домах, горели маковки
городских церквей. Вот уже и обрыв обозначился
своими рытвинами и выступами. Как гнездо ласто-
чек, лепятся наверху домишки. На берегу копо-
шатся люди, чернеют баркасы. Виден край гавани
с каменным волнорезом. Стоит, как свеча, тонкий,
белый маяк, и стекла в фонаре светятся на солнце.
Дымят внизу пароходы... Все плывет навстречу,
приближается, точно протягивает дружески руки.
Тихо подошли к берегу, бросили якорь. На воде
уже лежали горячие, ярко-оранжевые ленты за-
ката... Подали каюк. Рыбаков уже ждали на берегу
торговцы и торговки. Наперебой стали торговать
рыбу. Кричали, божились, хлопали руками, ста-
раясь выторговать хоть копейку.
Когда Сенька очутился на берегу, ему показа-
лось, что земля качается под ногами, и ноги как-
будто разучились ходить. Еще бы, четыре дня он
провел на море... Но все-таки он бойко вскараб-
кался по крутой тропинке на обрыв, с сумкой
в руке. Там стоял Митька, поджидая товарища.
— Глянь... А загорел, засмолился, как цыган,—
приветствовал он Сеньку.
— А что-ж? Такое дело,—улыбнулся Сенька.—
Ну, знаешь, и здорово.
— Что?
— Да плавали. Тут как рассказать тебе, что
с нами было, так целая история. Приходи сюда
попозже, потолкуем, а сейчас домой побегу.
И Сенька, покачиваясь и сам дивясь этому,
пошел дальше.
Вот и домик их. У ворот стоит мать, улы-
бается.
— Рыбалки наши вернулись,—говорит она.—
Смотри-ка, да он вырос. Ишь какой красный стал,
узнать нельзя. С удачей?
— Ого, еще как,— сказал Сенька, скаля белые
зубы.— Полбаркаса насыпали. Да какая рыба! Осе-
тер, судак... икряные. Вот вам, маменька, гостинец.
Сенька раскрыл сумку: там лежали два судака
и молодой остроносый осетер.
— Спасибо, сынок. А Андрей где?
— Управляется с баркасом.
— Благополучно с'ездили?
— Ничего, только в льдину было врезались да
покачало потом, а то все хорошо... Рыбалку одного
с баркаса сняли. Чуть было не утоп.
Пошли в домик. Мать засуетилась с ужи-
ном—надо покормить хорошо своих молодчиков.
А Сенька ходил, покачиваясь, по комнате, и ему
в самом деле казалось, что он переменился, вырос
за эти четыре дня.
«Вот он—первый выход,—думал Сенька. Ка-
жись, пустяки, поехал и приехал, только и всего,
а как будто другим стал, сам в себе перемену вижу».
Маленькая комнатка покачивалась, в ногах чув-
ствовалась нетвердость, но на душе было спокойно,
точно он сделал какое-то большое, важное дело,
и все это знают и тоже говорят—хорошо.
И Сеньке было приятно думать об этом.
Да, первый шаг сделан. Началась трудовая
жизнь.