Раненый сел к столу. Мать отрезала хлеба,
посыпала солью. Он взял левой рукой и стал есть.
— Правду сказать, с утра ничего не ел. Спа-
сибо... А где же хозяин ваш?
— Гайдамаки забрали,—тихо сказала мать.
— Та-ак,—протяжно вымолвил раненый.
— Не знаем, жив ли,— еще тише добавила она.
И отвернулась, чтобы скрыть слезы.
— Ничего,— сказал раненый,—скоро освобо-
дим. Еще два-три дня, и Рады не будет.
Бухнула пушка раскатисто, резко. Точно сто-
пудовый молот ударил по железу.
— Это наши из-за Днепра бьют,—сказал ране-
ный.—Мы уже много ихних орудий подбили.
Скоро им стрелять нечем будет.
Он дожевал кусок, запил водой и сказал раз-
моренным голосом:
— Спасибо вам, товарищи, за хлеб, за ласку.
А теперь надо итти.
Он поднялся, морщась от боли.
—■ Куда же ты в такую ночь,— забеспокоилась
мать.— Оставайся... Отдохнешь.
По лицу раненого проплыла волна смертель-
ной усталости. Упасть бы на лавку, закрыть глаза
и заснуть. Но он встряхнулся, выпрямился
и сказал:
— Нет, нужно итти. Если налетят гайдамаки
и найдут меня тут, то не будет пощады ни вам,
ни мне.
— Мы тебя спрячем,—обозвался Андрейка.
Раненый улыбнулся, покачал головой и сказал:
— Нет, нельзя. Прощайте... Спасибо вам.
Он вышел, пошатываясь, и исчез в темноте.
Пушки продолжали гукать, бросая в темноту
отблески, похожие на зарницы. Зловещие зарева
освещали город.
14.
С наибольшей силой гремела канонада в пол-
день. Удары падали за ударами, небо как будто
раскалывалось, стонала от грохота земля.
Дни были мутные, серые, .ни разу не выгля-
нуло солнце. Тучи висели низко над городом, ту-
ман застилал окрестности и расплывались в нем
очертания домов, деревьев.
Но как ни гремела канонада, а прежней жути
уже не было, привыкли к грохоту, и Андрейка
смело, без всякого страха, выходил теперь на
улицу, бегал за водой, собирал бурьян и хворост
для топлива.
Вот и сегодня он вышел на раздобытки и уви-
дел на улице своих товарищей—Гаврика, Петьку
и Еремку.
Они стояли на углу, слушали канонаду и под-
свистывали пролетавшим шрапнелям.
Был полдень. Пушки ревели, как голодные
звери, и слушать этот рев было и жутко, и при-
ятно.
— Что вы тут делаете?—спросил Андрейка.
— Чижиков ловим,— сказал Еремка, посмеи-
ваясь. —Де летят высоко, не поймаешь. Хоть бы
одна жвакнула.
— Тут не упадет, надо в город...
— А что, ребята,— подхватил Гаврик, всегда
быстрый в решениях.—Махнем-ка в город. Там,
говорят, дом один на Подвальной, как решето
стоигг, весь в дырках.
— Да ну?
— Право слово.
— Вали, ребята.
Побежали.
За спиной бухали пушки, высоко над головой
вжикали шрапнели, но страха не было,—было
больше весело, чем страшно.
Вот и бульвар. Высокие тополя стоят в два
ряда, черные, щетинистые. Верхушка у одного
сбита, лежит на земле.
— Это снарядом,—сказал Петька.—Здорово
ахнуло.
— Вот и дров можно набрать,—обрадовался
Андрейка.
— Ладно, это потом. Айда дальше.
Свернули в переулок. Пусто, точно вымер
город. Высокие дома тускло блестят окнами и ни
в одном не видно человеческого лица. Гул от
пальбы идет по переулку, как по трубе. Громче
и чаще вжикают шрапнели.
В одном месте ребята увидели мальчика, кото-
рый пригнувшись, бегал глазами по земле.
Ребята подскочили к нему:
— Что ты тут делаешь?
Мальчик выпрямился и сказал:
— Пульки собираю.
— Зачем?
— А так.
—■ А если жвакнет?
Мальчик усмехнулся и сказал:
— Я маленький, увернусь.
И опять нагнулся, упершись руками в коленки.
Ребята также стали шарить глазами по
мостовой.
— Есть,—Крикнул Андрейка и выковырнул из
мерзлого снега маленькую, заостренную пульку.
— А ну, покажь.
Пулька пошла по рукам. Ощупали ее со всех
сторон, Гаврик даже на зуб попробовал—мягкая.
— Махонькая,— сказал Петька,—а если жига-
нет— на смерть.
Мальчик приподнялся и сказал:
— Там на площади лошадь убитая лежит.
Брюхо так и развернуло.
— Снарядом?
— Ну, да.
Ребята переглянулись и побежали «а площадь.
15.
Переулок вывел на большую широкую улицу.
Прежде на ней было тесно, сплошным потоком
катились вдоль домов прохожие, сновали извоз-
чики и автомобили. А теперь пусто, двери и окна
закрыты, ворота и калитки наглухо захлопнуты.
Кое-где видны одинокие фигуры. И странно
смотреть на них. Жмутся вдоль стен, прячутся за
выступами от шрапнелей, которые то и дело про-
носятся, злобно шипя, вдоль улицы.
Иной, вытянув шею, пробежит шагов двадцать
и вдруг прилипнет к стене—вжикнула над головой
шрапнель,— постоит и опять делает новый перебег.
Здесь, в верхней части города, громче отдается
буханье пушек, чаще падают снаряды, как будто
сюда направлены удары орудий, стоящих где-то
за Днепром.
Ребята притихли. Жуть плыла от домов, изра-
ненных снарядами, от одиноких прохожих с мут-
ными от страха лицами.
Вернуться бы... Но вернуться нельзя, стыдно
было обнаруживать свой страх, никто не хотел
первый сознаться. И они шли гуськом вдоль
стен—Гаврик и Андрейка впереди, Петька и Еремка
сзади, прислушиваясь к гулу канонады, опасливо
поглядывая по сторонам.
До площади оставалось немного.
Вдруг, не доходя до угла, раздался где-то
близко сухой, колючий треск, что-то зашлепало
по стенам, зазвенели стекла.
— Та-та-та,—неслась частая дробь, отдаваясь
гулко в пустоте улиц.
Из-за угла выскочили навстречу ребятам двое.
— Куда вы?—крикнул один.— Там пулеметы.
Другой только махнул рукой. И оба, точно по
уговору, юркнули в калитку "ближайшего двора.
Ребята бросились за ними, вскочили во двор
и забились, как воробьи, в уголок пугливой
стайкой.
Еще два-три раза хлопнула калитка. Вбегали во
двор люди, мужчины и женщины, с бледными
лицами, с мутным страхом в глазах.
А сухое щелканье продолжалось, притаив-
шиеся за углом люди поливали улицу свинцовым
дождем.
— По ком стреляют?— спросил низенький тол-
стый человек с обвисшими усами.
— По забастовщикам,—ответил другой, хму-
рый и тощий. Во дворе напротив засели.
—: Спаси нас сила небесная,—-пролепетала жен-
щина трясущимися губами.
В гул канонады врезывалась трескотня пуле-
мета, с шипящим свистом -проносились шрапнели.
И вдруг одна из них шлепнулась в стену
и наполнила грохотом весь двор. Посыпалась
штукатурка, зазвенели осколки стекол. Все заме-
тались во дворе, как стадо под ударом грома, не
зная, куда бежать, где искать спасения.
В углу под навесом приоткрылась подвальная
дверь, оттуда выглянуло бледное от страха лицо
и сейчас же исчезло.
Точно молния прорезала тьму.
— В подвал,—крикнул кто-то.
И все торопливо-послушно бросились к под-
вальным дверям, натыкаясь друг на друга.
Два узких, заплетенных решетками оконца
мутно освещали подземелье. И когда глаза при-
выкли к темноте, стало видно, что подвал загро-
можден всякой рухлядью —ящиками, бочонками,
сломанными столами и стульями.
На этой рухляди сидели люди. Были тут моло-
дые и старые, мужчины и женщины, и много
детей. Сидели молча, подавленные страхом, при-
слушиваясь к гулким раскатам орудий, гремевших