Он в стенах тюрьмы, перед ним арестованные,
и он не видит отца, не знает, кто здесь друг и кто
враг.
«Если бы пройти вдоль рядов, то можно бы
увидеть», думает Андрейка. Но как пройти? Кру-
гом солдаты с ружьями.
И вдруг его осенило.
— Садись, я покатаю тебя,— сказал он маль-
чику, который стоял, скучая, около салазок.
Тот прыгнул на салазки, и Андрейка, запроки-
нув голову, как заправский конь, помчал салазки
мимо арестантских рядов.
Бежит, остро вглядываясь в лица, а в руке
крепко зажата записка.
И вдруг, впереди, среди других лиц, мелькнуло
знакомое лицо.
Отец...
Сердце забилось шибко-шибко. Андрейка не
сводит глаз с дорогого лица. И видит, что отец
тоже узнал его, глаза у отца округлились, но лицо
спокойное, ни одна черточка не шевельнулась
на нем.
Андрейка поравнялся и, как бы невзначай,
шлепнулся у самых ног отца.
— Легче, паренек,— чужим голосом вымол-
вил отец и, наклонившись, взял Андрейку за руку.
В этот момент Андрейка сунул в руку отца
записку и, как ни <в чем не бывало, поднялся и стал
отряхиваться. А когда оглянулся, серые ряды
арестованных уже скрыли отца.
— Что же ты, конь, спотыкаешься?—сказал
мальчик.
— Ногу ушиб,— пробормотал Андрейка, при-
храмывая, и повернул назад.
Как во сне, промелькнуло для «его все это, он
едва сдерживал свою радость, и хотелось вылететь
стрелою за стены тюрьмы.
Когда двор опустел, Андрейка вместе с мальчи-
ками выбежал за ворота.
— Ну, я домой,— сказал Андрейка.
— А спускаться?—хотели удержать его маль-
чики.
— Я завтра приду.
— Приходи.
«Ждите», подумал Андрейка и пустился во всю
.прыть с пригорка.
Он забежал сперва в комитет и рассказал там,
как он обработал дело.
— Молодец,—похвалил его Иван Петрович.—
Ты нам здорово подмогнул.
Как на крыльях, летел Андрейка домой.
Вбежал и прямо к матери.
— А я тятьку видел.
— Где?
— В тюрьме.
Мать, широко раскрыв глаза, смотрела на
Андрейку, не веря его словам. А он быстро-быстро
залопотал о том, как он попал в тюрьму, как уви-
дел отца и передал ему записку.
20.
Прошло еще два дня в грохоте пушек, в ожи-
дании больших перемен.
С утра занездоровилось матери. Встанет, похо-
дит и опять ляжет. День проковыляла, а к вечеру
совсем слегла. И все хваталась за живот и громко
стонала.
Бабушка слезла с печи, заохала, затрясла го-
ловой.
— Пришло, видно, твое время, Даша. Охо-хо.
Еле двигая больными ногами, взялась за ра-
боту. Затопила печь, поставила воду греть.
Позже, когда у матери боли стали сильнее, ба-
бушка сказала Андрейке:
— Сходи, детка, к Егоровне, скажи—матери
худо, пускай придет.
Андрейка шапку в руки, пальтишко на плечи
и побежал.
Было темно. Бухали пушки. Небо вздрагивало
от пламенных вспышек.
Вот и маленький домик, где живет Егоровна,
, в окнах темно.
Андрейка постучал. Долго не открывали. Потом
блеснул свет, за дверью—голос.
— Кто там?
— От Щербаковых.
— Чего надо?
— Матери худо, зовут вас, бабушка.
— Ах ты, господи, в такое-то время. Погоди
там, сейчас выйду.
Андрейка остался у двери. Темно и безлюдно
было. Только пушки буравили тишину.
Андрейка думал:
«Сегодня девятый день, а пальба идет. Скоро ли
будет конец? И кто возьмет верх?»
Вышла Егоровна. Была она низенькая, круг-
лая, с широким лицом.
— Ну, пойдем, сынок.
Медленно пошли по темной улице, натыкаясь
на рытвины. Пушки ревели голодным ревом, огнен-
ные змеи лизали небо. Темнота вздрагивала и как-
будто сгущалась еще больше. Егоровна бормотала
как-бы про себя:
— И все бухают, все бухают... Совсем закружи-
лись люди. То с чужими война была, а теперь свои
воюют. А к чему это? Кому от этого лучше?
— Всем нам будет лучше,—сказал Андрейка,
вспоминая, что слышал про войну от отца.
— А сколько людей поляжет? Жить-то, ведь,
каждому хо'чется.
— Да как жить? За лучшую жизнь и бой идет.
Каждому хочется лучше жить.
— Да разве без драки нельзя?
— Нельзя, —твердо сказал Андрейка.—На то и
кулаки, чтоб ими отбиваться.
Вошли в домик. Металась на кровати в муках
болей мать. Бабушка топталась около нее. Горел
в печке огонь.
Егоровна разделась, подошла к матери и спро-
сила:
— Ну, что, милая?
— О-ох,—ответила стоном мать.
Егоровна засучила рукава, как бы собираясь
приступить к работе, потом: посмотрела на
Андрейку и сказала:
— Парнишку нужно бы куда-нибудь.
Бабушка подошла к Андрейке и сказала:
— Иди, детка, к соседям, пока мы тут не упра-
вимся.
Андрейка посмотрел на бабушку, на мать, на
Егоровну, понял, что нужно уйти, и вышел.
21.
Ночь провел Андрейка у соседей. Спал— не
спал, вскочил чуть свет, выбежал на улицу и оста-,
новился в недоумении.
Почему так тихо? Почему не стреляют пушки?
Так стало привычно слушать их буханье— и уіром,
и днем, и среди ночи. А сейчас тихо. Как будто
умерло что-то.
Андрейка оглянулся. Восток был багровый.
Румянец утра проступал зябко сквозь синеву туч.
Падал снег. Ложился тихо на мерзлую землю.
И земля как будто отдыхала под белым пухом.
Шел мимо человек быстрым, размашистым
шагом.
Андрейка спросил:
— Почему не стреляют?
Человек бросил отрывисто, <на ходу:
— Кончено. Большевики взяли город. Теперь
власть советов.
Земля ли зашаталась под ногами или ноги за-
прыгали по земле, Андрейка не мог бы сказать.
Было только радостно, и ударила в голову мысль:
«Теперь вернется отец».
Андрейка сорвался и побежал домой. И только
ткнувшись в двери, вспомнил, что дома, может
быть, еще не все ладно.
Он постучал. Открыла Егоровна. Глянула на
Андрейку смеющимися глазами и сказала:
— Иди, иди, там тебя братишка дожидается.
Андрейка вошел тихо. И первое, что толкнулось
в уши, было куваканье,—звонкое, требовательное,
голосистое.
«Братишка»,— подумал Андрейка, и с любопыт-
ством, смешанным с радостью, подошел к кро-
вати.
Мать лежала, укрытая одеялом, а рядом с ней,
завернутое в одеяльце, кричало, морщась и тре-
буя чего-то, маленькое, красное существо.
Андрейка наклонился над ним. Маленькая мор-
дочка куксилась, кривилась, суживая щелочки глаз,
и все тянула свое «уа-уа».
Андрейка посмотрел, усмехнулся и сказал:
— Маленький, а кричит здорово.
— Крепкий мужик будет,—вымолвила Его-
ровна.—Под пушку родился.
Андрейка перевел глаза на мать и сказал:
— А большевики взяли город.
— Кто тебе сказал?
— Человек один. Теперь <уже не будут стре-
лять.
Егоровна вздохнула и сказала:
— Лучше ли, хуже, а хоть конец пришел.
Андрейка опять посмотрел на мать и понял,
о чем она думает, и сказал:
— Теперь и отец наш вернется.
Мать ничего не сказала, только кивнула го-
ловой.
___
Дома не сиделось.
Андрейка то и дело выбегал на улицу. Но там
как-будто не было никаких перемен. Только пу-
шечной стрельбы не было, да на вокзале звонко
перекликались гудки.
Андрейке хотелось побежать на большие улицы,
посмотреть, что там делается, но он боялся —как бы
не прозевать отца. Он вглядывался в каждую фи-
гуру, появлявшуюся на улице: не отец ли?