Я могла бы привести в качестве иллюстрации множество примеров, но ограничусь одним-единственным, типичным, на мой взгляд, фактом, с которым я столкнулась лично.
Во время китайско-японской войны обстоятельства вынудили меня в четвертый раз проехать через весь Китай с севера на юг, прежде чем я оказалась в столице Сычуани Чэнду.
Я поселилась в том же самом доме, где останавливалась около пятнадцати лет назад на пути в Лхасу. На сей раз меня принимал доктор Бетам, о котором я рассказывала в главе IV. Он жил посреди большого сада с высокими деревьями, лужайками, цветниками, теннисным кортом и бассейном.
На краю бассейна доктор Бешам построил небольшой павильон в китайском стиле, где купальщики могли переодеться. Домик окружали драконы, а на облицованных фарфором стенах виднелось множество изящных фей и миниатюрных духов, восседавших на сказочных скакунах. На фасаде небольшого здания в нише красовалась причудливая статуэтка с черным ликом.
Я сфотографировала этот оригинальный храм, и хозяин, желавший сделать снимок еще более выразительным, приказал одному из своих слуг встать на колени, изображая верующего.
Покинув Сычуань, я вернулась в Восточный Тибет, где провела еще несколько лет. По возвращении в Чэнду я не застала там доктора Бешама, умершего в тюрьме, о чем я уже рассказывала. Его дом опустел, а изваяние с лицом бабуина, стоявшее в нише павильона на берегу бассейна, исчезло.
Эта статуэтка вселяла в души настоятеля соседнего монастыря и монахинь жуткую тревогу. Из забавной игрушки, каковой она являлась для доктора-дипломата, безобидный предмет превратился в глазах здешних обитателей в китайского бога, то бишь дьявола.
Несчастные и вправду верили в злого духа, олицетворением которого служил черноликий бабуин, и трепетали перед ним.
И вот священники и монахини вынули изваяние из ниши и разбили его либо, по другой версии, закопали в монастырском саду. Свидетель похищения статуэтки не последовал за уносившими ее людьми и не смог в точности просветить меня относительно ее дальнейшей судьбы.
После этого бестолковые варвары уничтожили все украшения павильона, миловидных фей и лукавых духов, гарцевавших среди облаков. Уцелел лишь один крупный дракон из желтого фаянса, изумленно взиравший своими большими зелеными выпуклыми глазами на бесчинства вандалов.
В довершение всего в опустевшую нишу вместо китайского черта поместили статуэтку Жанны д’Арк. Когда я вернулась, она уже была там. Обращенный в сторону Орлеанской девы дракон с разверстой пастью, казалось, собирался ее проглотить, и бедняжка напоминала Андромеду{177}, приносимую в жертву морскому чудовищу.
На этом история не закончилась. Фаянсовый бабуин, прозябавший в безвестности на краю бассейна, прославился после учиненной над ним расправы. Прикованное к нему внимание иноверцев возбудило любопытство окрестной черни. Поползли слухи, что во французской колонии нанесли тяжкое оскорбление местному божеству, и, поскольку боги мстительны, это не сулило ничего хорошего.
Оккультисты и посвященные в тайные знания полагают, что в результате концентрации мыслей многих людей на одном и том же объекте могут возникать мощные энергетические потоки и что предвосхищение роковых событий способно вызвать их наяву. Последующие события можно считать подтверждением этих теорий.
Несколько монахинь заболели, и две из них скончались. Кроме того, во французской колонии умерли трое маленьких детей. Этого было более чем достаточно, чтобы китайцы стали говорить: бог отомстил за обиду.
В то же время пошли слухи о различных видениях. Люди наблюдали, как божество парит над своим бывшим обиталищем. Бедный бесплотный бог! Вероятно, его дух, оставшийся без оболочки, чувствовал себя неуютно и искал свое фаянсовое тело, которого он лишился по вине злодеев.
Впоследствии в доме, где жил доктор Бешам, поселился другой француз. То был холостяк средних лет, отнюдь не склонный к монашеству. Однажды он принимал у себя представительниц прекрасного пола. Несколько женщин, веселившихся в саду, уселись на балюстраду, окружавшую оскверненный храм. Подруги француза вряд ли могли тягаться со звездами Голливуда, но они являли собой приятное зрелище, будучи в коротких платьях без рукавов из блестящего китайского шелка. Я не знаю, о чем думала, глядя на это, Орлеанская дева, к которой праздные гуляки повернулись спиной, но я узрела нависшего над их головами дракона.
Его пасть словно еще шире расплылась в язвительной улыбке, а в выпученных глазах сверкали грозные огоньки. Атмосфера греха витала вокруг невинного павильона, превращенного в языческий храм, и лукавый дух идола наверняка втихомолку посмеивался над глупостью человеческих тварей.