Темпераментный японец, выдававший визы, вернул мне паспорт через полчаса.
Я поспешила спуститься в таможенный зал, где продрогший Ионгден все еще сторожил наши чемоданы. Ему также предстояло поставить отметку в паспорте.
Когда сын вернулся, мне пришлось отправиться с выданным мне жетоном в один из дальних уголков таможни за книгами, которые забрали у меня при досмотре.
Около семи часов утра — а мы прибыли раньше одиннадцати часов вечера — буфетчицы приступили к работе. Я не была голодна, но позавтракала с Ионгденом, чтобы немного развеяться, так как после бессонной ночи чувствовала себя разбитой. Нам подали традиционную яичницу с беконом — одно из свидетельств английского господства в мире, а также апельсиновый джем, пытавшийся выглядеть как британский продукт, хотя явно был изготовлен в Японии. Я не помню его вкуса — слишком обессилела, и мои чувства притупились. Бледные осунувшиеся лица моих попутчиков, дремавших за соседними столами, говорили о том, что последствия этой незабываемой ночи сказывались не только на мне.
Наконец, около восьми часов утра, нам разрешили сесть в японский поезд.
Он сильно отличался от русского экспресса. Вагоны были совсем новыми и тщательно убранными, обстановка казалась куда более изысканной, но удобств было гораздо меньше. В купе было тесно, они явно были рассчитаны на лилипутов. Верхняя полка досадным образом нависала над нижней, туалет отсутствовал, и умывальник, находившийся в центре, у стены, съедал пространство. Выходя в коридор посмотреть в окно, вы убеждались, что все окна расположены на уровне живота и глаза смотрят в деревянную обшивку (это относилось даже ко мне, несмотря на маленький рост).
Впрочем, последнее обстоятельство, как оказалось, не имело никакого значения, ибо пассажирам было строго-настрого приказано держать шторы опущенными и ни в коем случае не приподнимать их, чтобы выглянуть наружу.
Не считая довольно изысканной обстановки, наш поезд, несомненно, смахивал на состав, в котором перевозят в места не столь отдаленные опасных преступников. По коридорам разгуливали маньчжурские солдаты в толстых полушубках из овчины и с винтовками. Если вы сталкивались с одним из этих грузных дикарей, он буквально припирал вас к стене: маньчжуры, преисполненные чувства собственной важности, явно были рады унизить белого человека. Они не утруждали себя правилами приличия и не желали подвинуться даже на миллиметр, чтобы пропустить пассажира.
Этим грубым воякам было поручено следить — и на это был особый приказ, — чтобы никто из нас не смотрел в окно. Пассажиры тщетно пытались скрыться от устремленных на них взоров в своих купе, отгораживаясь от коридора занавесками. Но двери отнюдь не были непроницаемыми и наверняка создавали во все времена благоприятные условия для надзора. Дамам, совершавшим свой туалет в открытых спальных вагонах[16], приходилось лишь рассчитывать на деликатность попутчиков.
Самое смешное, что, несмотря на эти избыточные меры предосторожности, штора на окне моего купе оказалась немного более узкой, чем окно, и всё, что происходило снаружи, и так было прекрасно видно.
Наши надзиратели ходили в намордниках — это делалось то ли для того, чтобы они молчали и не общались с пассажирами, то ли чтобы уберечь их от болезнетворных микробов, переносчиками которых могли оказаться мы, иностранцы, прибывшие из Страны Советов. Широкие защитные маски, скрывавшие рты и носы наших церберов, придавали им еще более странный облик.
В Харбине — пересадка на другой поезд, долгое ожидание, очередные формальности, связанные с паспортами. Персонал отдела виз состоит из русских, и процедура проводится без проволочек и придирок. Многие русские обосновались в Маньчжурии еще до революции, другие укрылись здесь после нее, устроившись на работу в маньчжурские, то есть японские, учреждения.
В зале ожидания высоко на стене висит икона, перед которой горят толстые свечи и лампады. Проходя мимо, люди осеняют себя крестным знамением.
Несколько русских в форме маньчжурских офицеров беседуют с дамами, очевидно, ожидающими отправления поезда. Я размышляю, на что могут рассчитывать в будущем эти белые люди, состоящие на службе у японцев.
Мы сделали остановку в Чанчуне, так как мне хотелось побывать в этой будущей столице, оспаривающей право первенства у древнего Мукдена{37}. Я дала телеграмму в отель «Ямато», рассчитанный на европейцев, чтобы заказать нам номера, но сразу по приезде один из служащих туристического агентства сообщил, что в гостинице нет свободных мест, и предложил отвезти меня в очень уютный, по его словам, японский отель. У меня не было выбора, и я согласилась.
16
Вопреки существующим правилам в спальных вагонах двери и перегородки купе со стороны коридора не были сделаны из цельного дерева. Их заменяли щиты из прозрачного стекла.