— Прошу прощения за характер вопроса, — произнес сэр Импи, вежливо кланяясь, — но не могли бы вы нам сказать, как на ваш взгляд, сильно ли вас любил покойный капитан Каткарт?
— Нет, я в этом уверена. Это соглашение было заключено для нашего взаимного удобства.
— Зная его характер, можете ли вы предположить, чтобы он вообще был способен на сильное чувство?
— Вполне возможно, по отношению к подходящей женщине. Я бы сказала, что по природе он был страстным человеком.
— Благодарю вас. Вы сообщили, что несколько раз встречались с капитаном Каткартом во время своего пребывания в Париже в прошлом феврале. Не припоминаете ли посещение с ним ювелирного магазина мсье Брике на улице де ля Пэ?
— Вполне возможно, что мы заходили туда; точно не могу вспомнить.
— Я бы хотел обратить ваше особое внимание на дату шестое февраля.
— Не могу сказать.
— Вы узнаете эту безделушку? Здесь свидетельнице был предъявлен зеленоглазый котик.
— Нет, я никогда не видела его раньше.
— Не дарил ли вам капитан Каткарт что-нибудь похожее?
— Никогда.
— Может, у вас самой когда-нибудь была подобная драгоценность?
— Я совершенно уверена, что нет.
— Милорды, я приобщаю к делу этого бриллиантового кота, оправленного в платину. Благодарю вас, мисс Мэри.
Джеймс Флеминг, подробно допрошенный о доставке почты, продолжал вести себя неуверенно, ссылаясь на забывчивость, в результате чего оставил суд в полном убеждении, что никакого письма вообще не было. Сэр Вигмор, зловеще намекнувший в своей вступительной речи на попытки очернить жертву, холодно улыбнулся и передал свидетеля сэру Импи. Последний удовлетворился полученным от свидетеля подтверждением, что он ни в чем с определенностью не может поклясться, и поспешно перешел к следующему вопросу:
— Не можете ли вы вспомнить, были ли получены с той же почтой письма для других членов компании?
— Могу. Я отнес в бильярдную три или четыре письма.
— Не можете ли вы сказать, кому они были адресованы?
— Несколько полковнику Марчбэнку и одно капитану Каткарту.
— Капитан Каткарт сразу же открыл свое письмо?
— Этого я не могу сказать вам, сэр. Я тут же вышел, чтобы забрать письма его светлости из кабинета.
— Теперь не расскажете ли вы нам, как в охотничьем домике по утрам собирались письма?
— Их опускали в почтовую сумку, закрытую на замок. Один ключ хранился у его светлости, другой — на почте. Письма опускались сквозь щель, расположенную наверху.
— На следующее утро после смерти капитана Каткарта были ли письма отправлены на почту как обычно?
— Да, сэр.
— Кто их относил?
— Я сам, сэр.
— Не было ли у вас возможности заметить, что это были за письма?
— Я обратил внимание, что в сумке было два или три письма, когда их доставали на почте, но кому они были адресованы или еще что-нибудь в этом роде — я не могу сказать.
— Благодарю вас.
Сэр Вигмор Ринчинг возмущенно подскочил при этом как чертик из коробки.
— Сейчас вы впервые упоминаете о письме, доставленном капитану Каткарту в вечер накануне убийства?
— Милорды, — воскликнул сэр Импи, — я протестую против терминологии! У нас пока нет доказательств, что было совершено убийство.
Это было первое указание на то, какая линия защиты избрана сэром Импи, что вызвало легкий шум возбуждения в зале.
— Милорды, — произнес советник, отвечая на вопрос главного судьи, — я подтверждаю, что попыток доказать факт убийства еще не было предпринято, а потому, пока он не установлен обвинением, это слово не может использоваться в устах свидетелей.
— Возможно, сэр Вигмор, будет уместнее использовать какое-нибудь другое слово.
— В нашем случае это не играет существенной роли, милорд. Я подчинюсь решению ваших светлостей. Господь свидетель, я ни в малейшей степени не хочу помешать защите при таком серьезном обвинении; так что если она усматривает препятствия в обычном, тривиальном слове…
— Милорды, — перебил сэр Импи, — если ученый генеральный атторней считает слово «убийство» тривиальным, интересно было бы узнать, каким словам он придает более важное значение.
— Ученый генеральный атторней согласился заменить это слово, — примиряюще заметил главный судья и кивнул сэру Вигмору, чтобы тот продолжал.
Добившись своей цели и лишив вопрос генерального атторнея первоначальной силы, сэр Импи удовлетворенно сел, а сэр Вигмор повторил свой вопрос свидетелю:
— Когда вы впервые сообщили о письме, доставленном капитану Каткарту в день трагического происшествия?
— Впервые я рассказал об этом мистеру Мерблесу около трех недель тому назад.
— Мистер Мерблес, кажется, адвокат обвиняемого?
— Да, сэр.
— А как же вышло, — угрожающе осведомился сэр Вигмор, насаживая пенсне на свой довольно-таки выдающийся нос и посверкивая стеклами, — что ни на дознании, ни на предварительных слушаниях вы не упоминали это письмо?
— Меня не спрашивали о нем, сэр.
— А что вас вдруг заставило идти я рассказывать о нем мистеру Мерблесу?
— Он спросил меня, сэр.
— Ах, он спросил вас; и вы очень кстати вспомнили, когда вам намекнули?
— Нет, сэр. Я все время о нем помнил. Разве что не придавал этому особого значения, сэр.
— Ах, вы все время о нем помнили, хотя и не придавали ему особого значения. Так вот я настаиваю, что вы ничего не помнили, пока вам не намекнул на это мистер Мерблес.
— Мистер Мерблес ни на что не намекал, сэр. Он просто спросил меня, были ли с этой почтой доставлены другие письма, и тогда я вспомнил.
— Вот именно. Когда вам намекнули, вы вспомнили, а отнюдь не раньше этого.
— Нет, сэр. Если бы меня спросили раньше, я бы вспомнил и упомянул о нем раньше, а поскольку меня не спрашивали, я не придавал этому значения, сэр.
— Вы не придали значения тому, что человек за несколько часов до… до своей смерти получил письмо?
— Да, сэр. Я думал, если это важно, об этом спросила бы полиция, сэр.
— Послушайте, Джеймс Флеминг, значит, вам никогда бы не пришло в голову, что за несколько часов до смерти капитаном Каткартом было получено письмо, если бы вам на это не намекнула защита?
Свидетель, окончательно сбитый с толку вопросом, содержащим отрицание, промямлил что-то неразборчивое, а сэр Вигмор торжествующе окинул взглядом собравшихся, словно говоря: «Вы же видите, как он юлит», после чего продолжил:
— Полагаю, вам также не пришло в голову сказать полиции о письмах в почтовой сумке?
— Нет, сэр.
— Почему?
— Я считал, что это не мое дело, сэр.
— А вообще вы задумывались над этим?
— Нет, сэр.
— А вообще вы когда-нибудь думаете?
— Нет, сэр… то есть да, сэр.
— Тогда, пожалуйста, задумайтесь над тем, что вы сейчас говорите.
— Да, сэр.
— Вы утверждаете, что вынесли из дома все эти важные письма без согласования и не ставя в известность полицию?
— Я выполнял распоряжения, сэр.
— Чьи распоряжения?
— Распоряжения его светлости, сэр.
— Ах, распоряжения его светлости. И когда оно было вам дано?
— Выносить сумку с почтой по утрам входит в мои обязанности, сэр.
— И вам не пришло в голову, что в сложившихся обстоятельствах гораздо важнее поставить в известность полицию, чем выполнить свои обязанности?
— Нет, сэр.
Сэр Вигмор опустился в кресло с брезгливым видом, и свидетель снова перешел в руки сэра Импи.
— Не посещала ли вас мысль об этом письме, полученном капитаном Каткартом, в промежутке между днем его смерти и моментом, когда о нем с вами заговорил мистер Мерблес?
— Ну, так сказать, посещала, сэр.
— Когда именно?
— Перед судом, сэр.
— Почему же вы не упомянули о нем на суде?
— Джентльмен сказал, что я должен придерживаться сути вопроса в своих ответах и не говорить лишнего, сэр.
— Что это был за джентльмен, которому нельзя было возразить?