Лорд Дилени, прекрасно понимая, что говорить ему ничего не нужно, тем не менее подошёл, и тяжко вздохнул. К нему изволили развернуться великолепным фасадом. Правда, не сразу, а вначале дав насладиться и видом бесподобного тыла. Он вздохнул ещё раз, стараясь не смотреть в лучащиеся праведным гневом огромные глазищи.
— Нет уж, извольте смотреть не в сторону, лорд Дилени, когда разговариваете с дамой, а в глаза!
— Но я ещё ничего…
— Да, сказать вслух не успели! Тем не менее, я всё отлично поняла. И увидела. И никакая я вам не вреднючка! Такие определения подошли бы какой-нибудь простолюдинке. Жене фермера, или базарной торговке. А я всё-таки — дочь графа! Так что вы должны были сказать — женщина с сильным характером… И дурным нравом!
— Ах, извините, миледи, за неудачно подобранные «определения»!
— Ладно. Но чтоб это было в предпоследний раз. — ему на плечи легли две тёплые ладони, — Ну, спрашивай уже.
— Да. — он заставил себя взглянуть ей прямо в её глаза, зная, что сейчас утонет в них, и забудет почти обо всём — и она не может не знать, что действует на него как удав на кролика, — Как нам убить всех этих несчастных динозавров так, чтоб они… Не мучились?
— Ну ты ещё скажи и подумай, что тебе их жалко!
— Ну… Не то, чтоб жалко… Да только непорядочно это — уморить их голодом и холодом. Так не должны поступать воины. Да и просто — люди.
— Ладно, не объясняй, красноречивый ты мой. Сама вижу, что ты испытываешь. Я понимаю. (А больше всего мне приятно ощущать те чувства, что у тебя имеются в отношении меня! За что тебе — спасибо. Ничто так не способствует возвращению к нормальной жизни, как знание того, что тебя любят! Не показывают, а вот именно — любят!) И я рада, что хоть кто-то на этой земле сохранил хотя бы остатки чести и порядочности. А то мне мой неудачный опыт с моим бывшим… Ладно, проехали. Словом, я готова помочь.
— Да?! — лорд чувствовал, как его уши полыхают так, что сейчас, кажется, займутся стены брезентовой палатки, — И как же это?!
— Я просто усыплю их.
— В смысле — усыпишь?
— Да очень просто. Встану напротив каждого такого монстра, и прикажу заснуть. Он и заснёт. И потом не очнётся даже тогда, когда вы потушите печи, и покинете это место. Убедившись в том, что тела окоченели. Гарантирую: больно им не будет!
— Но разве ты…
— Смогу, разумеется. Ведь все эти ящеры — ящеры! Они и с самого начала были сделаны лордом Хлодгаром так, чтоб воспринимать именно мысленные приказы! А я, если вспомнишь, милый, сейчас самая сильная менталистка в Семиречьи…
Усыплением занялись на следующее утро.
За ночь проголодавшиеся, и от этого рассерженные ещё больше, монстры, разумеется, не умерли — как прикинул лорд Дилени, от одного голода они скончались бы лишь через пару недель. Но теперь разъярённые неполучением очередной порции еды гиганты реально угрожали разрушить свой барак, стены и решётки которого буквально содрогались от злобных ударов хвостов и мускулистых тел.
Леди Ева встала напротив первого монстра.
Лорд Дилени и лорд Борис, решившие больше никого в тонкости процесса не посвящать, для чего в барак попросту запретили входить, стояли позади — справа и слева.
Леди подняла правую руку ладонью к монстру. Чуть повернула голову. Поглядела в глазищи чудовища так и замершего перед ней с полуоткрытой пастью. Молча, медленно, опустила руку вниз.
Гигантская ящерица за решёткой, замершая перед ней, и захлопнувшая пасть в тот момент, когда леди начала опускать руку, медленно, будто забыв о голоде и ненависти к обидчикам, опустилась на землю. Глаза с полладони закрылись тяжёлыми морщинистыми веками с толстыми валиками по краям. Тело, словно расслабившись, как бы растеклось по полу вольера. Ноздри засопели.
Через полминуты женщина руку опустила. Тряхнула пушистой гривой волос. Вздохнула:
— Чёрт. Забыла, что это весьма утомительно. Ладно — не важно. Главное — он не проснётся! Даже если будет замерзать. И не почувствует ничего, умирая.
Такое разрешение вопроса с «совестью» вас устраивает?
— Меня — да. — лорд Дилени отвечал спокойно, — Поскольку это напоминает обычную смерть от старости. В своей постели… И не мучительно.
Лорд Борис же просто кивнул.
— Ладно. Пошли к следующему. Осталось всего сто девяносто четыре.
Холод пробирал буквально до корней мозгов! Да что же это за!..
Но до Дробанта доехать так и так надо. Хотя бы для того, чтоб поменять коня: вон, бедолага Экклезиаст трясётся на ветру ещё почище меня!
О! Вижу. В белёсом тумане и мареве там, впереди, вдруг мелькнул просвет. И в нём — видны чёрные стены и башни защитной стены столицы. А в отдалении, на горе — башни Клауда. Порядок, стало быть. Не сбились мы с пути, доверившись инстинкту моего второго боевого скакуна, и добрались до цивилизации.