Так что думаю, в ближайшие месяцы — ну, до весны-то точно! — нам никаких действий от лорда Хлодгара ждать не придётся. Даже если он и заподозрит, что Марат наведывался к нему не один, и часть отряда выжила. И расскажет об увиденном.
— Но ведь тогда получается, что он, ну, лорд Хлодгар, будет готов? К тому, что его пташек-переростков весной достойно встретят?
— Получается так. Но не думаю, что на его планы это как-то повлияет.
— Это почему же?
— Ну, во-первых — он провёл слишком серьёзную подготовку к этому вторжению. Во-вторых, он уверен, (И не без оснований, надо признать!) что против бронированных шкур его монстров никакие наши средства так и так не помогут. И в-третьих, даже если эту его очередную партию монстров мы сможем уничтожить, или нейтрализовать — никто не помешает ему вырастить новых! Других. Ещё более страшных и огромных.
— Проклятье! — Борис выругался, — Получается, мы — в тупике?!
— Нет, Борис. Мы — не в тупике. А пока что — в патовой ситуации. А, да — ты не знаешь… Поясню.
Мы сейчас — как игроки в шахматы. (Жаль, что Конклав запретил эту игру!) С одной стороны — лорд Хлодгар. Имеющий возможность, и постепенно осваивающий хитрости управления машинами Предтеч, и работающий над тем, чтоб создавать всё более страшных и могучих монстров. А с другой — мы. Жители Тарсии. Во главе — только не нужно обольщаться, поскольку и мы, и командование Армии в лице лорда Главнокомандующего, пользуемся в-основном — его мозгами! — с лордом Юркиссом.
И эти двое сейчас разыгрывают опаснейший гамбит, а мы — только пешки в их руках. Правда, иногда и пешка проходит в королевы… Ну, это к слову. А так — нам сейчас нужно просто добраться живыми и сравнительно целыми до замка короля, и как можно скорее рассказать обо всём увиденном тому, кто сможет принять верное решение.
Единственно верное решение.
И не даст нам проиграть в этой партии.
Потому что на кону — жизни всех наших сограждан!
«… вот уж насладился! Как говорится — по-полной!
Делая сильные и размашистые движения взад-вперёд, слушая, как она вопит, воет и рыдает, и наблюдая, как корчится и дрожит это прелестное тело, мотается в разные стороны голова со слипшимися от пота волосами, и как сменяются выражения на этом самом когда-то миловидном, а сейчас сморщенным, словно печеное яблоко, личике, я старался только сдерживаться — думать о погоде, природе, моей няне-кормилице — вот уж воистину святая была женщина! — и продлить её страдания как можно дольше!
Но вот он и финал! О-о-о!!!
Восторг! Искры в глазах! Фейерверк наслаждения!
Я зарычал — никогда не могу в такие моменты сдержаться! — и наддал. Вот! Сейчас… Она завыла совсем уж по-дикому, рот раскрылся так, что я испугался, что сейчас челюсть вывернется, куночка непроизвольно стала сокращаться, затем расслабилась, и дама, наконец, отключилась. Выпученные глаза словно втянулись назад, в глазницы, и закрылись веками. Из груди будто выпустили весь воздух — она замолкла.
Тело обмякло, голова откинулась на подушку, которую подкладываю им всем — чтоб не бились затылком о доски…
Я вынул наружу своё опавшее достоинство, и отёр его приготовленной тряпкой.
Попутно пришла мысль, почему производить мои экзекуции куда приятней именно — с симпатичной, пусть и не мускулистой, аристократкой, чем с более крепкой и выносливой крестьянкой. У которой, вроде, и куночка устроена точно так же, и вопить она может куда громче, и терпеть всё это — куда дольше. Но от которой — ну вот нет такого.
Удовлетворения.
Человеческое, а вернее — мужское, естество всегда направлено только к одной цели — продлить свой род. Передать дальше свои гены. А если заниматься «продлением» рода с элитной самкой — то подсознание автоматически отмечает, что именно такая сможет дать потомству и здоровье, и отличную наследственность. И тогда «достоинство» сохраняет упругость и прочие кондиции гораздо дольше — чтоб те крохотные червячки, что несут наши наследственные черты, были активней и имели больше шансов подарить зачатие!..
Поэтому инстинктивно в первую очередь мужчина оценивает самку снаружи — экстерьер, так сказать. Как у неё соотношение «бёдра-талия»? А какого размера грудь? А упруга ли и шелковиста кожа? И, наконец — приятное ли лицо.