—Господин, я не знаю, кто ты такой и как ты очутился здесь, — взволнованно проговорил он, с состраданием глядя на незнакомца, — но мне не отблагодарить тебя, живи я хоть до ста лет. Ты спас меня от смерти и от еще большего зла: ты спас от позора мое дитя и мои седины… Бог тебя награди и благослови!.. Да и все люди скажут тебе спасибо… Знаешь, кто это? — Он показал рукой на Эмексиза. — Это такой злодей, что даже дети в утробе матери и те плакали от его злодеяний. Наконец-то земля избавилась от этого зверя. Дай тебе бог здоровья, сынок!
Со слезами на глазах выслушал Кралич эти искренние, простодушные слова.
—Ничего особенного я не сделал, дедушка, — проговорил он, все еще тяжело дыша. — Мы с тобой убили двоих, но таких зверей, как они, — тысячи и тысячи. Болгарский народ только тогда вздохнет свободно, когда все возьмутся за топоры и уничтожат этих кровопийц!.. Но вот что ты мне скажи, дедушка, где нам зарыть трупы? Нельзя оставлять улики.
—Тут неподалеку есть готовая могила для этой падали, — ответил старик. — Помоги мне только их вытащить.
И вот два человека, отныне навеки связанные этой кровавой ночью, потащили трупы к зарослям бузины, темневшим за мельницей. Здесь под кустами когда-то была выкопана яма, и в нее бросили трупы, хорошенько засыпав их землей, чтобы ничего не было заметно. Когда Кралич и мельник с киркой и заступом в руках возвращались на мельницу, мимо них пробежало что-то белое.
—Гончая!.. — воскликнул Кралич. — Она будет рыскать здесь и, чего доброго, выдаст нас…
Подкравшись к собаке, Кралич ударил ее по голове; жалобно воя, гончая поползла к реке. Кралич киркой столкнул ее с берега, и она исчезла под водой.
—Надо было и этого пса вместе с теми, — заметил мельник.
Они принялись замывать свою окровавленную одежду и засыпать песком пятна крови на земле.
—Слушай, да ты, кажется, ранен? — воскликнул мельник, увидев, что из руки Кралича течет кровь.
—Пустяки! Этот дьявол укусил меня, когда я схватил его за горло.
—Дай завяжу скорее. — И мельник перевязал юноше руку своим измятым носовым платком. Потом выпустил ее и, глядя Краличу прямо в глаза, спросил: — Прости, сынок, скажи, откуда ты идешь?
И опять посмотрел на Кралича в недоумении.
—После псе узнаешь, дед; а пока скажу одно: я болгарин, истинный болгарин. Не сомневайся во мне.
—Боже упаси! Что, у меня глаз нет, что ли? Ты служишь народу, а за таких я душу отдам…
—Где бы мне, дедушка, переночевать? Да и переодеться хорошо бы.
—Я тебя отведу в монастырь, к дьякону Викентию. Он мне родня и сделал много добра таким, как ты… И он тоже истинный болгарин… Ну, пойдем; у него все и переночуем. Хорошо, что нас никто не видел.
Однако дед Стоян ошибался: в стороне, под ореховым деревом, освещенный луной, стоял, не шевелясь, высокий человек. Так он стоял и когда закапывали турок. Но наши герои ничего не заметили.
Немного погодя мельник, Кралич и Марийка, которая во время борьбы спряталась под вязом и теперь всхлипывала с перепугу, направились к монастырю, высокие стены которого, залитые лунным светом, белели вдали меж темными ветвями тополей и орешин. Следом за тремя путниками двинулся и неизвестный человек.
III. Монастырь
Они пересекли полянку, усеянную крупными валунами, прошли под ветвями столетних орешин, дуплистых от старости, и перед ними предстали высокие стены монастыря. В лунном сиянии он казался таинственным, точно сказочный средневековый замок с фантастически причудливыми очертаниями.
Некогда эта старинная обитель гордилась могучей сосной с усыпанной множеством птичьих гнезд пышной кроной, под которой ютилась древняя церковка. Но буря повалила сосну, а игумен воздвиг на месте старой церкви новую. Построенная в новомодном стиле, с высоким куполом, она никак не вязалась с остальными зданиями монастыря — обветшалыми памятниками прошлого — и, нарушая архитектурный ансамбль, была как лист бумаги, приклеенный к древнему пергаменту. Старинная церковь и могучая старая сосна пали под ударами судьбы, и с тех пор монастырь пришел в упадок; уже не радует взор гигантское дерево, уходящее в облака; не возвышают благочестивую душу написанные на стенах лики святых, архангелов, преподобных отцов и мучеников, оставшиеся без глаз по милости кырджалиев и делибашей.[16]