С револьвером в руке Огнянов прислушивался несколько секунд, и они казались ему вечностью. Лай сначала приближался, потом становился все глуше и наконец умолк… Огнянов ждал. Что это? Вероятно, погоня сбилась со следа, но, если так, все равно это ненадолго. Огнянов догадался, что каратели сейчас ищут его в буковой роще; но там они его не найдут и, естественно, вспомнят о лощине. Да собаки и сами приведут их сюда, — инстинкт этих животных не дает обмануть себя дважды… Как долго длилось это ожидание, казавшееся Огнянову бесконечной агонией, он не мог бы сказать. Он впился глазами в лощину и засохший кустарник, шуршавший на берегу, ожидая, что вот-вот увидит в отверстии пещеры морду гончей — это животное играло роковую роль в его судьбе — или услышит ее лай. И вот лай раздался вблизи.
Глаза Огнянова стали огромными, страшными; волосы встопорщились на голове.
Судорожно сжимая револьвер, он приготовился.
III. На север!
Лай, услышанный Огняновым, раздался неподалеку, где-то вправо, но больше не повторился. Вместо него послышались чьи-то шаги. Да, сюда шли люди, и сейчас они, очевидно, спускались в лощину, — с обрыва сыпался песок, докатываясь до устья пещеры, в которой укрывался беглец. Вскоре ноги человека, обутого в царвули, промелькнули перед ним и исчезли; затем показались еще ноги и тоже прошли мимо; третий человек прошел так же бесшумно, как и первые два. Показался четвертый. Но этот не ушел.
Он остановился и нагнулся.
Огнянов увидел в профиль лохматую длинную голову, напоминавшую череп гориллы. Тот, кому принадлежала эта голова, принялся завязывать бечевки своих онучей, волочившиеся по земле.
Огнянов застыл с наведенным револьвером в руке.
Голова повернулась лицом к пещере, но лишь на миг. Человек выпрямился, и в тишине раздалось громкое шипение. Это был условный знак другим, призывающий их вернуться.
Человек снова наклонился и заглянул в пещеру. Огнянов решил выстрелить.
—Эй, кто ты? — рявкнул громовый голос.
—Иван! — воскликнул Огнянов.
И в самом деле это был Иван Боримечка.
—Учитель! — закричали его вернувшиеся спутники, тоже наклонившись.
Не дожидаясь приглашения, Боримечка первым протиснулся в пещеру и со слезами на глазах принялся пожимать руки Огнянову. Влезли и другие трое — это были жители Клисуры.
—Что это за собака тут лаяла? — первым долгом спросил Огнянов.
—Это не собака, это Боримечка лаял, — ответили клисурцы.
Огнянов усмехнулся, вспомнив привычку этого великана. И он стал осыпать товарищей вопросами.
—Плохи наши дела, будь оно неладно! — со вздохом рявкнул Боримечка.
—Мужайся, Иван; бог не оставит Болгарию.
—Но Клисура погибла, — мрачно отозвался один из клисурцев.
—Один пепел от нее остался… а все еще горит, — добавил другой.
—Ох! — простонал третий.
—Братья, что проку терзаться? Мы хотели лучшего… не удалось… Мужайтесь и терпите!.. Жертвы наши не пропадут даром… Вы что-нибудь ели?
—С тех пор как ушли, крошки хлеба не видели, — уныло ответили клисурцы.
Незачем было и говорить об этом, — Огнянов сам видел, как измождены их лица, как ввалились щеки. Он разломил на куски остаток хлеба и раздал их гостям.
Те жадно вонзились в хлеб зубами. Боримечка от своей доли отказался.
—Береги хлеб для себя, а то ты совсем отощал, как святой постник… А у меня обед есть.
И Боримечка вынул из сумки ободранного зайца, покрытого запекшейся кровью. Отрезав кусок мяса, Боримечка посолил его и принялся рвать острыми зубами.
—Ты что? Ведь мясо-то сырое!
—Сырое не сырое, — голод не тетка. А огонь разводить беглым бунтовщикам тоже не полагается, — объяснил Иван, разжевывая жесткое мясо. — Эти вот благочестивые христиане гнушаются скоромного, так они бурьян жевали — ни дать ни взять черепахи, — добавил Иван, слизывая с губ заячью кровь.