—Как же ты убил зайца? — полюбопытствовал Бойчо. — Стрелял?
—Я убил зайца потому, что не встретил кабана; а попадись мне кабан, я бы и его задушил своими руками.
И в самом деле, напав на след зайца, Боримечка, не решаясь стрелять, ухитрился поймать его в кустарнике.
—Чего ради ты забрался в эту медвежью берлогу? — спросил он, осматриваясь.
—За мной гнались черкесы, — ответил Огнянов, — я до сих пор не понимаю, как они меня не нашли: у них были гончие.
—Так вот почему ты спросил, кто это лаял!.. Понятно. А гончие, надо думать, завидели другую дичь, может, зайца какого, ну и взяли его след. В этих делах Иван кое-что смыслит.
—Так, значит, это и были те мерзавцы, которых мы видели вон там, на той стороне? — сказал один клисурец.
—Убей их господь! — проговорил другой. — Из-за этих карателей головы нигде не высунешь… Балканы кишат черкесами и турками… Дай тебе бог здоровья, Огнянов, за хлеб, а то я уж на ногах не стоял.
Только теперь Огнянов успокоился. Он видел, что спасся лишь каким-то чудом, как не раз уже спасался по милости судьбы.
—Куда же вы теперь?
—В Румынию. А ты?
—Вот уже три дня, как иду в Бяла-Черкву, и видите, как далеко я ушел…
—Хитрые сукины сыны эти бяло-черковцы! — проговорил один из клисурцев. — Сидят себе спокойно и в ус не дуют!
Он сказал это со злобой. И не столько гневаясь на Бяла-Черкву за то, что она не восстала, сколько в досаде на то, что она не пострадала, как другие. Такова уж человеческая природа!.. Легче переносить мученья, когда знаешь, что и другие, хотя бы твои друзья и близкие, терпят то же, что и ты. Это жестокое чувство, сильно развитое в нашей душе, — один из стимулов того героизма, который побуждает воина ринуться в бой, не содрогаясь перед лицом смерти, косящей направо и налево. Оставь этого героя одного, лицом к лицу с опасностью, и он, быть может, бросится бежать в паническом ужасе. Недаром говорит пословица: «На миру страдать, что на свадьбе гулять».
—Что вы знаете о Бяла-Черкве? — спросил Огнянов.
—Мы уже тебе говорили… Они хитрые бестии! Одни мы взялись освобождать болгарское царство!
—А все-таки непонятно как-то: ведь Бяла-Черква была совсем готова! — задумчиво промолвил Огнянов.
—Что об этом толковать?.. Уцелела — и ладно; тем лучше. Что проку, если бы она тоже сгорела? — сказал один клисурец.
—Эх, сколько сел погорело! И какие села! — отозвался другой. — Видал, как ночью полыхает небо?
—Видал, — мрачно ответил Огнянов.
—Все вдребезги разбито… Да разве это было восстание? Срам один! И мы, старые ослы, еще надеялись… А те, что обманули народ, пусть дадут ответ перед богом. Раз не все было готово, надо было сидеть тихо-смирно.
Молча слушал Огнянов эти упреки, эту клевету. Они огорчали его, но не сердили. Быть может, они были недостаточно обоснованы, но, во всяком случае, вполне понятны в устах этих обездоленных людей… Да он и сам в душе не раз осуждал народ, подобно тому как теперь народ осуждал своих вожаков. Таковы печальные, но неизбежные последствия неудачи.
—Эй, вы, чего раскисли? Чего нюни распустили, словно бог знает что случилось? — старался подбодрить товарищей Боримечка. — Видно, так было угодно богу и пресвятой богородице… По-вашему, если погибла Клисура, так, значит, и вся Болгария погибла?
—Иван, а как твоя жена? Куда ты ее отправил? — спросил Бойчо.
—Стайка? Будь оно неладно! Она уцелела. Я ее отвел в Алтыново, а оттуда… Да, я и забыл тебе сказать, какая штука вышла с учительницей!
Огнянов вздрогнул. Он и сам догадывался, что сталось с Радой, но боялся услышать страшную правду из чужих уст. Он видел, как той ночью обрушилось жилище Рады, как горели развалины дома, под которыми она погибла, если только не покончила с собой раньше… Поздно собрался он спасать ее. Мысль об этом тяжким бременем ложилась на его душу. Другое чувство, в котором он и сам не хотел отдать себе отчет, тоже смущало и мучительно тревожило его.
—На волосок от смерти была твоя красавица, — сказал Боримечка.
—Как, неужели она жива? — вскрикнул Огнянов.
—Жива, жива, учитель!.. А не будь Боримечки…
—Где она теперь? — нетерпеливо спросил потрясенный Бойчо, пытаясь поскорей прочесть ответ на большом, добродушном рябом лице Ивана.
—Не беспокойся, я ее передал в надежные руки, — поспешил успокоить его Боримечка.
Всем сердцем почувствовал Бойчо благодатное облегчение. Лицо его просияло, и он растроганно сказал великану:
—Спасибо тебе, Иван! Ты меня избавил от невыносимей муки.