Значит, он опоздал. Приди он одним-двумя часами раньше, он, может быть, направил бы все по другому руслу. Это опоздание было одной из тех роковых случайностей, которые иногда влияют на судьбы целого народа.
Подумав минуты две, Огнянов спросил:
—Марийка, в мастерской есть еще кто-нибудь, кроме тебя?
—Дядя Минчо. Он еще спит.
—А ты знаешь, Марийка, где живет доктор Соколов?
—Знаю, у бабки Якимицы.
—Правильно. А знаешь, где живет Бырзобегунек, — помнишь, немец, бородатый такой?
—Тот, что черных человечков малюет?
—Он, он самый, Марийка! — подтвердил Огнянов, улыбнувшись этой простодушной насмешке над бедным фотографом. — Можешь ты, голубка, отнести ему кое-что? — спросил он.
—Конечно, братец Бойчо, — с радостью согласилась девочка.
Порывшись в карманах, Огнянов вынул карандаш и помятый клочок бумаги. То было письмо Рады. При виде его Огнянов побледнел, и пот выступил у него на лбу. Дрожащей рукой оторвал он от письма чистую половину листка, положил ее на камень и, написав несколько слов, сложил записку.
—Марийка, эту записку ты отнеси доктору Соколову, а если не застанешь его, то — немцу. Хорошенько спрячь ее за пазухой.
—Ладно.
—Если тебя спросят, где я скрываюсь, скажи, но только им одним скажи, поняла? Скажи, что я вон в той заброшенной водяной мельнице, что стоит за Хамбаревой мельницей.
Марийка посмотрела на северный склон долины, под которым одиноко стояла полуразрушенная водяная мельница.
Огнянов не подписался и не указал в записке, где он находится, из боязни, что по несчастной случайности письмо может попасть не по назначению, а в чужие, враждебные руки. В безусловной преданности Марийки он был уверен, но не решился передать через нее весть о себе только на словах, опасаясь, как бы она не натворила бед по простоте душевной.
Стараясь получше объяснить Марийке, как важно возложенное на нее поручение, Огнянов тихо добавил:
—Понимаешь, Марийка, если ты потеряешь записку или по ошибке скажешь кому-нибудь другому, что видела меня и знаешь, где я скрываюсь, турки придут и зарежут меня… Будь осторожна, голубка!
Марийка выслушала его, и лицо ее внезапно приобрело серьезное, испуганное выражение, а рука невольно потянулась к тому месту, где под одеждой была спрятана записка Огнянова.
—Я пойду скажу дяде, что иду за хлебом, — промолвила она.
—Ладно, Марийка! Только хорошенько запомни то, что я тебе говорил.
Марийка вернулась в мастерскую.
Бойчо притаился за камнем, чтобы увидеть, как Марийка отправится в путь.
Он ждал целый час в мучительном беспокойстве.
Наконец, Марийка вышла и, босая, побежала вприпрыжку по острым камням, устилавшим тропинку, направляясь в Бяла-Черкву.
VII. Неудача Марийки
Выйдя на полянку перед монастырем, Марийка остановилась, перевела дух и беспокойно оглянулась крутом, но, убедившись, что никто ее не видал, снова побежала по дороге. До самого города ей не попалось навстречу ни одной живой души; безлюдны были поля, опустела и улица, что начиналась у окраины города. Но вот Марийка снова остановилась. Она увидела, что в дальнем конце улицы показались три турка. Испуганная, она, не долго думая, повернула назад и пустилась бежать между огородами и розовыми насаждениями, чтобы войти в город с западной стороны, по другой улице. Оттуда было гораздо дальше до дома Соколова, и девочке пришлось сделать большой крюк. Наконец Марийка попала на западную окраину города. Справа простиралось обширное поле, слева, между двумя рядами низеньких лавчонок, тянулась узкая уличка. Она была совершенно безлюдна — ни болгары, ни турки на ней не появлялись. Все лавчонки были закрыты, двери заперты на замок, ставни на окнах спущены. Но это безлюдье успокоило простодушную девочку, и она быстро побежала по улице. Однако не успела Марийка пробежать и десятка шагов, как что-то заставило ее обернуться, и она остановилась, как громом пораженная. Невдалеке от нее, в поле, высоко поднималось большое облако пыли, а из этого облака доносился глухой топот конских копыт и разноголосый людской гомон. Вскоре стало понятно, откуда этот шум и пыль: это шла орда Тосун-бея. Разгульная, победоносная, возвращалась она с клисурского пепелища после трех дней грабежа и разбоя. Пешие двигались вперемежку с конными, отягощенные оружием и добычей… Вскоре орда мутной волной докатилась до улицы, наполнила ее и потекла по ней с диким шумом и грохотом. То была лишь часть орды Тосун-бея — несколько сотен башибузуков из деревень, расположенных к востоку от Бяла-Черквы.