—Значит, это Милка тебя спасла? — воскликнул Огнянов.
—Да, Бойчо, Милка, распутная Милка!.. На этот раз провидение воплотилось в Милку Тодоркину, погибшее создание, отверженную и презренную Милку Тодоркину… Бедняжка! Впрочем, ей, пожалуй, и бояться-то нечего. Что ей терять, о чем жалеть?..
—Все равно, — заметил Огнянов, — высок героизм этой блудницы, когда всюду так много добродетельной низости… Боже, боже! Так вот где только и могла найти убежище доблесть!
—Меня все еще ищут; в Бяла-Черкве, надо полагать, во все норы заглядывают… Но шалишь, не найдут!
—А теперь что ты собираешься делать, доктор? Куда путь держишь?
—В Румынию, конечно.
—И я было собрался туда, да вот знамя заставило меня спуститься с гор.
—А меня, наоборот, — подняться в горы… Но как тебе идти в таком наряде?.. Шапки и той нет!
—Затем-то я и послал к тебе Марийку с письмом, чтобы ты мне принес все, что требуется. Странно, куда она могла деваться?..
- Теперь все это не к спеху, — сказал доктор. — Как стемнеет, пойдем на Хамбареву мельницу, и Лилко тебя снабдит всем, чем нужно. У меня, к счастью, есть еще один старый паспорт… Пригодится для тебя… А в мешке кое-какие съестные припасы.
—Отлично! Я, правда, не для того пришел сюда, чтобы снова бежать… Я думал, что здесь уже началось восстание.
—А вместо восстания получилась какая-то каша, — ожесточенно прервал его доктор. — Подняли шум, а дела не сделали, только беду на город накликали.
—А насчет других городов вы имели сведения?
—Ходили какие-то туманные слухи. Повсюду одни и те же проклятые неудачи… Восстание не смогло широко распространиться… Всюду провалы… Да ты, надо думать, больше меня знаешь.
—Я видел с горных высот пожары. Они пылали чуть не в двадцати местах одновременно, — отозвался Огнянов.
—Да, брат, не созрел еще наш народ для такого дела!.. Обманулись мы, страшно обманулись… — сказал доктор. — Тяжкие жертвы приносит теперь Болгария, и, главное, понапрасну.
— Что мы обманулись, это правда… Но революция была необходима, а жертвы неизбежны. Я даже хотел бы, чтобы их было еще больше, чтобы зверства были еще чудовищнее. Мы не можем своими силами сокрушить Турцию, но можем снискать сочувствие всего мира хотя бы своими великими страданиями, мученичеством и кровавыми реками, которыми истекает тело Болгарии… Все-таки это признак того, что мы существуем. О мертвецах никто и думать не станет. Только живой имеет право на жизнь. Если теперь европейские государства за нас не заступятся, то они не заслуживают названия христианских и цивилизованных!.. Но если бы даже ничего этого не было, нам не в чем раскаиваться… Мы выполнили наш гражданский долг, мы кровью своей попытались завоевать свободу… Не вышло… Об этом приходится жалеть, но стыдиться нечего… А вот если мы теперь будем сидеть сложа руки, если мы станем оплевывать свой идеал, если забудем про кровь и пламя пожаров, в которых теперь гибнет Болгария, это будет позор и преступление.
—Огнянов, — сказал доктор после короткого молчания, — сдается мне, что одни мы с тобой так думаем в этот час: вся Болгария проклинает нас за то, что мы обрушили на нее эти бедствия… Послушал бы ты, что говорят. Всякий теперь считает, что прав был Стефчов.
XIV. Важный разговор
Впервые услышал сегодня Огнянов имя Стефчова и поморщился.
—Как, он еще дышит, эта презренная тварь?
—Презренная тварь? — прервал его доктор. — Да Стефчов у нас теперь умнейший человек, преданнейший родине… им гордиться надо! Жаль, не удалось мне испить его крови… Знаешь, ведь я было хотел натравить на него свою медведицу Клеопатру… Он теперь торжествует вместе с чорбаджи Юрданом. Его теперь почитают спасителем города. А нас, как собак, передушат, если найдут…
—Подлая тварь!.. Бедная Лалка, наверное, очень несчастна…
—Как? Разве ты не знаешь? Лалка умерла.
—Умерла? Что ты говоришь?
—Умерла восемнадцатого апреля, — глухо проговорил доктор.
—Сколько несчастий за такое короткое время!.. Это он ее убил, подлец! — крикнул Огнянов.
—Да, он ее убил.
И доктор со слезами на глазах рассказал Огнянову, отчего Лалка заболела и умерла.
Огнянов, растроганный, схватил его за руку.
—Брат, мы одинаково несчастны. Соколов вопросительно посмотрел на него.
—Лалка, женщина, которую ты любил, умерла, — скорбно промолвил Огнянов, — другая женщина, любимая мною, тоже… в могиле… потеряна для меня.
—Нет, твоя Рада жива, она в Бяла-Черкве! — воскликнул доктор.
—Жива?.. Да, жива, но для меня она умерла. Соколов удивленно посмотрел на него.