— Я прикрою тебя со спины! — говорил он.
За поворотом, на глиняной стене, мы увидели длинные борозды. Казалось, кто-то граблями пробороздил глину. Это пещерный медведь, поднявшись на задние лапы, оставил на стене свои метки так же, как это до сих пор делает на деревьях его дикий лесной собрат.
— Хорошо, что это было давно, — изрек мой храбрый товарищ. И опять подтолкнул меня вперед.
Мы долго шли и вышли к крутому склону, уходящему в подземное озеро. Скалы нависли над черной водой, зайчик от фонаря прыгал по ним испуганно и беззвучно. И вот соскочил на след. Видно стало: тут медведь подошел к краю склона, поскользнулся и съехал на брюхе вниз, пробороздив лапами глину. Как ясно представился нам косматый зверь, барахтавшийся в липкой глине! Он сползал в воду, и стены потрясал его тяжелый рев.
Двадцать тысяч лет назад в первый и последний раз вздыбилась черная вода подземного озера и, успокоив-шись, стала вновь тихой и неподвижной. Двадцать тысяч лет назад...
Товарищ судорожно схватил меня за руку. Я вздрогнул и взглянул туда, куда он направил луч света. Посреди черной воды вздулись пузыри, вода заколыхалась, пошли круги, и у берега задрожала рябь.
Мы прижались к стене.
Вода в озерке заклокотала: что-то огромное поднималось со дна!
Мы кинулись в боковой ход, он оказался крутым и грязным. Под ногами зачавкала жижа, руки по локоть проваливались в стены, похожие на раскисшее мыло. Но мы бешено рвались вверх и вперед. Карабкались и сползали вниз, прямо к бурлящей воде.
Силы кончились, пальцы слиплись от глины, на ногах повисли глиняные гири. А озеро бурлило и клокотало, волны дробились и выплескивались на берег. Но... но никто не показывался из воды!
А скоро озерко стихло и стало опять неподвижным и черным.
— Глупо! — сказал товарищ. — Глупо бояться, когда рядом с тобой я! — И он принялся ножом соскабливать с одежды глину.
И верно: глупо! Не пещерный же медведь, в самом деле, всплывал со дна! И ведь представится же такое. Как мы могли забыть про капризы подземных озер? Ведь известно, что многие из них вдруг появляются и вдруг исчезают. В ливни вода поднимается до потолка и заливает тоннели, а в засуху вода уходит в дыру на дне — и на месте озера остается сухая чаша.
Есть озера, вода в которых дышит. Она то вздымается, то спадает. То вверх, то вниз, ровно и плавно, как вдох и выдох. А в других бурлит и клокочет, задыхается от гнева и брызжет пеной. Вот так. как в этом...
Жаль, что мы спокойно не проследили за бурным дыханием воды. Заставили нас медвежьи следы прыгать зайцами.
А все-таки веселее под землей вдвоем, что ни говори! И верно: где один идет со страхом, там двое пройдут шутя.
Мы быстро шагаем к выходу. Мы строим планы новых походов.
— Не трусь! — выкрикивает мой друг. — Видишь, я впереди!
БАБОЧКИ ПОД ЗЕМЛЕЙ
В глубь обрыва ушла штольня Когда-то тут брали для стройки песок. В глубине штольня разветвилась на лазы, проходы и тупики как рука с растопыренными пальцами.
Мы протиснулись в узкий лаз, осыпая плечами песок.
Хозяевами заброшенной штольни были теперь летучие мыши, мухи да комары.
Летучие мыши лежали и висели в темных углублениях стен. Ушаны прятали свои огромные уши в складках кожистых крыльев. А кожаны и ночницы, когда их гладили по шелковистой спине, сердито пищали и скалили зубы.
Мухи зимовали стаями, усыпав ровные стены. Так же зимовали и длинноногие тощие комары. А в темных про-ходах, где бахромой закудрявился иней, спали бабочки-совки.
Когда мы увидели их, мы забыли мышей, комаров и мух!
Бабочки сидели и так и сяк. Крылышки у всех шала-шиком, а два усика как два папоротниковых листка. Но это еще не все. На крылышках у них капли воды, большущие — с горошину! — росинки: вспыхивают, дрожат, переливаются.
Чиркнешь спичку — и сразу фейерверк!
Спичкой качнешь — на стенах брызги огня!
Звездочки зеленые, алые, синие. Черточки, искорки, стрелки!
НЕДОТРОГИ
По тесной каменной трубе вполз я в широкую полость. С трудом разогнул замлевшую спину, сел на ледяную тумбу и зажег фонарь. Да так и остался сидеть как примороженный!
Колыхнулась черная пустота и поднялись белые цветы. Белее снега, нежнее инея, тоньше паутины. Такие, что страшно шагнуть, страшно задеть, страшно громко сказать! Не все под землей только каменно, угловато и грубо. Не все грязные лазы, узкие коридоры, заляпанные глиняной жижей. Вот передо мной чистое, тонкое, зыбкое! Смотрю растерянно и даже испуганно. И родится ж такое среди грязи и мрака!