2 июня. Ночевал в пещере, в сухом местечке. Никак не могу прийти в себя от восторга. Какие чудесные залы — лучшие на всем пути! Сколько открытий! Главное — подземная речка. Может быть, это истоки Зуи? Не позже как вечером 25 июня сделаю доклад в Крымском отделении Географического общества. А на следующий день сдам экспонаты в музей. Пусть посмотрят Аня и многие, на что способен Никанор Болтин! То, что сделано мною одним, под силу лишь специальной экспедиции.
Не смог отважиться лишь на одно: пойти по течению речки. Как только увидел нависающий свод, за которым скрывался сифон, так и повернул назад. Я хорошо помню свою первую попытку, когда разорвавшийся шланг водолазной маски чуть не стоил мне жизни. А этот холод подземных вод... Бр-р-р! Его достаточно испытать только раз. Что бы ни говорил Кастере, такие приемы, как ныряние в сифоны, очень рискованны. Это счастье, что ему на пути не встретился непредвиденный случай, нелепый и неотвратимый...»
В конце дневника почерк почти неразборчив: буквы разных размеров беспомощно цепляются друг за друга, съезжают со строк. Кое-где видны бурые, засохшие пятна...
«15-18 июня. Мое пророчество сбылось неожиданно скоро. У входа я заметил лазейку. Небольшой взрыв для расширения лаза вызвал неожиданные последствия — завал коридора. Руки были разбиты настолько, что не могли держать карандаш. Пришлось подождать, когда заживут пальцы. Завал так велик, что разобрать его не под силу. Спрятал под ним ценнейшую вещь — план всех ходов в футляре. Потом окровавленными пальцами, сцепив зубы от боли, протолкнул авторучку с сохранившимся планом зала «Кальмар». Найдет ли кто? Поймет ли, что это значит?.. Буду надеяться... «Когда смогу, напишу подробную записку», — решил я тогда. Но...
На другой день стал искать обходные пути и упал в глубокую яму! Все попытки вылезть безрезультатны: я сломал ногу. Это конец! Прости мне, мама, что скрывал свои подземные поиски. Прощай и ты, Аня! Я снова теряю тебя и теперь навсегда...
...июня. У меня жар. Когда начинаю бредить, окружают чудовища. Я бегу, падаю в яму и снова прихожу в себя от страшной боли... Me... мен.. то.. мори! Шутка обернулась против меня. Это расплата за мое легкомыслие и индивидуа... Аня права... Нашедшего дневник прошу обнародовать: пусть никто не идет путем Кастере... Пока в сознании, спешу предупредить: берегитесь скорпионов! Их много! Реч... стен... спасит... опять... как тяжело!
Ma... ма...»
Григорян закрывает дневник и, сунув его за пазуху, ползет в глубь пещерного хода:
«Эх, Ваган, Ваган! Разве можно бросать товарища? Может, его укусил скорпион? Или он сломал себе ногу? Скорее, Ваган!»
Друзья познаются в беде
Яркий луч Бориного фонаря, направленный вверх, ослепил незнакомца, склонившегося над краем колодца. Он отшатывается в сторону. И тут же раздается его низкий, повелительный голос:
— Выключите фонарь... Я посвечу сам.
— Кто вы такой? — так же твердо выговаривает Снежков.
— Ваш друг... юные следопыты... Не удивляйтесь, меня направил Владимир Васильевич... Прозываюсь Петров. Константин Александрович. В годы войны командовал отрядом разведчиков... Теперь снова мирный геолог, изучаю пещеры... Анкетных данных достаточно?
Насмешливый оттенок вопроса и ласковые интонации голоса действуют убедительнее слов. Свет в колодце гаснет. Петров достает карманный фонарик и светит вниз.
— Сидим в ловушке? Бывает... Сам сидел и запомнил на всю жизнь... Есть у вас вторая веревка? У меня, к сожалению, тонковата...
Петров не спеша зажигает две свечки и устанавливает их в трещины ближайших камней. Затем достает капроновую веревку и привязывает ее за сталагмит.
— Готово! На пробу дайте этот рюкзак. Сами отойдите в сторону, — Петров потянул вверх рюкзак, найденный в яме. — Эге, тяжеловат. Килограммов сорок! Теперь вылазьте по одному. Будем знакомиться... Борис Коваленко? Очень приятно! Елена Кузнецова? Отлично! Третий, конечно, капитан, — капитан спасается последним — и зовут его? Снежков Константин... Рад, очень рад! Владимир Васильевич много рассказывал о вас.
— Константин Александрович, а как же вы добрались сюда?