В квартире у Мартина все для нее было настолько ново и непривычно, что она ошущала себя как в отеле. На самом деле это временное пристанище даже сам Мартин не чувствовал домом. Яне захотелось ее обжить: разложить в гостинной привезенные из Питера сувениры - фарфоровые фигурки Ломоносовского завода, свою чашку с серебряной ложечкой, любимую вазочку.
С первых дней Яна захотела научиться пользоваться микроволновкой и кондиционером: без искусственного холода в доме они бы пропали. Она пока не отваживалась стряпать, памятуя сложности возникшие еще во время их совместной жизни в Питере: Мартин, под воздействием холестириновой паники, строго соблюдал низкожировую диету: это абсолютно расходилось с тем, что она привыкла готовить, обычно подсчитывая калории, но отнюдь не жиры. Также ей было тяжело подстраиваться под его привычку обедать не раньше шести часов вечера, превращая обед в основную трапезу. Яна предпочитала как следует поесть во время ланча, а в обед сьесть что-нибудь легкое. Мартин же совсем наооборот. Поэтому пока он готовил сам, либо выручала готовая еда из супермаркета. Яне же требовалось время, чтобы разобраться в незнакомых банках и пакетах с продуктами. Позднее, задумав поразить супруга своими кулинарными способностями, Яна перевела впустую множество добра: первой взорвалась стеклянная кастрюля с гречей на электрической плите (откуда ей было знать, что такой тип стекла предназначен лишь для микроволновой печи). Прачечная находилась в отдельном здании, куда приходили стирать все арендующие квартиры. Обычно каждый занимал по меньше мере пять стиральных машин и сушилок, чтобы поскорее управиться со стиркой.
Растерявшись от обилия кнопок и машин, Яна ошибочно прихватила чужую выстиранную одежду и принесла к ним в дом. Первым это обнаружил Мартин:
" Гм-м. У меня появились новые джинсы и футболки! Как интересно..."
Яна в ужасе побежала обратно в прачечную извиняться, но никого не застала и просто положила вещи на стул. Правда одна из футболок случайно так и осталась у них в доме и Мартин долго ее подкалывал по поводу первого "воровства" . Не удивительно, что одной из русских идиом, выученных им, стала "руки-крюки". На что Яна парировала: "Ты же прекрасно знаешь, что мои недостатки - продолжение моих достоинств..."
Они каждый день осматривали город: музей истории Калифорнии, Капитолий, старый Сакраменто; посетили фестиваль вальсов Иоганна Штрауса в парке под открытым небом. Всюду ошушалось громадное уважение американцев к своей земле, ее прошлому, настоящему и будущему. Но почему же Мартин любил повторять "...жители этой страны абсолютно лишены корней" ? В этом Яне еще предстояло разобраться. Пока она привыкала к большим расстояниям. Столица штата на столицу в привычном русскому человеку понимании совсем не походила: во всем сквозила какая-то провинциальная безмятежность, и Яна отдыхала здесь душой. Город по будням просыпался очень рано, и так же рано затихал вечерами. Это был вовсе не Есенинский "железный Миргород -- Нью-Йорк". Привычного городского транспорта не существовало, кроме нескольких автобусных маршрутов. Где-то вдалеке от Кармайкла Яна заметила вагончики, передвигающиеся по рельсам, совсем как наземное метро в районе Купчино.
"Да, хорошо же нам было в Европе пользоваться железной дорогой, а здесь к ней народ не привык, и до сих пор ведутся споры о ее преимуществах", -- рассказывал Мартин. С ним Яне было легко разговаривать, так же как и молчать.
Передвигаясь на машине, они многое успевали сделать за день, но позднее ей мечталось как можно больше ходить пешком. По обочинам дорог, и посередине, то и дело попадались раздавленные автомобилями белки, оппоссумы, барсуки и смердящие скунсы.
Для прогулки по центру города Яна нарядилась в платье с голубыми цветами, то самое, что ее подруга Ирина советовала надеть в самолет. Эффект от этого был равносилен небезызвестному "по улице слона водили...", потому как люди вынуждены были из-за от жары ходить в шортах, футболках и пляжных шлепанцах. Больше Яна это платье не надевала, а влезла в шорты . Мартин, между тем, был очень доволен, когда Яна перестала носить декольте:
-- Ты знаешь, замужние американки стараются прикрывать грудь и даже верхнюю часть рук. Так здесь принято.
-- Гм-м, зато я заметила, многие из них не стесняются демонстрировать те части тела на "нижнем этаже", которые им бы следовало держать в секрете даже под страхом смерти. Европейские женщины моего возраста любят открывать красивую шею и руки, и я не вижу в этом ничего зазорного. Ты забыл: чего хочет женщина, того хочет Бог!
Если в центре Сакраменто еще можно было встретить пешеходов, то в Кармайкле - одном из городков-спутников, где они обосновались, и тротуары не всегда можно было увидеть. Но народ, передвигающийся на своих двоих, все же попадался: гулял с собаками, бегал трусцой, либо занимался спортивной ходьбой по улицам, в наушниках, кроссовках, активно размахивая руками. Сам Мартин был настолько физически вынослив, что Яна, никогда не злоупотреблявшая фитнесом, едва за ним поспевала. А так, людей на улицах вне машин здесь почти было не видно: обычно все закатывались в гаражи своих домиков, не выходя из автомобилей, и, надавив на кнопку, закрывали дверь. Мартин за неимением гаража парковался на территории их жилого комплекса в специально отведенном для этого месте.
Кармайкл Яна сразу назвала городком контрастов: шикарные особняки соседствовали с постройками трущобного вида.
-- Подумать только, лет 30 назад в Калифорнии проживало всего 13 миллионов., а сейчас - 36! Когда я приехал сюда в 1970, вокруг были только поля и ранчо, даже центр города пустовал, а теперь земли Кармайкла здорово ценятся из-за близости к центру - по фривэю около 20 минут, -- рассказывал ей Мартин.
В один из первых дней он привез ее в удивительное место, сразу ставшее одним из ее любимых, -- живописный заповедник Эйфиар вдоль Американской реки, расположенный всего в пяти минутах езды от их дома. При входе в него висели предупреждающие таблички: "Осторожно! Гремучие змеи! Не сходите с дорожки! либо: Берегитесь горного льва!"
"Если повстречаешься со львом, -- ни в коем случае не поворачивайся к нему спиной, а старайся смотреть глаза в глаза...", -- учил жену Мартин.
Они гуляли в тени развесистых лиственных деревьев с искривленными стволами, как на полотнах старых мастеров, -- здесь почему-то не встречались пихтовые и пальмы. Трава была желтая, иссушенная зноем. Вокруг них вольготно себя чувствовали косули, барсуки, койоты, кролики, дикие индейки. Больше всего Яна боялась гремучих змей, хотя они выползали только в самый зной. Косули отдыхали в тени деревьев стайками и всякий раз Яна и Мартин подавляли радостный возглас, чтобы их не вспугнуть."
" В России бы их быстренько истребили и скушали, а здесь никто и не помышляет, -- заметила Яна, -- Ты знаешь, северная Калифорния напоминает мне мои любимые места под Полтавой - Шишаки, где мы несколько раз отдыхали с сестрой, а порой и Крым, с его оливами и магнолиями. Здесь такой же вкусный воздух и запахи трав и цветов. Тоже есть реки, холмы и луга, поля с кукурузой и подсолнухами. Зато подобных роскошных пихтовых и хвойных деревьев мне нигде не приходилось видеть, не говоря уж о секвойях. Заметил, что стволы многих из них пахнут ванилью?"
Они спускались к реке и, разувшись, окунали ноги в чистейшую воду. Река вытекала из гор Сьерра Невада, и вода была холодна даже в самый летний зной. "Вот увидишь, в октябре, когда придем сюда, все будет кишеть лососем. Неподалеку есть ферма, где разводят мальков - я тебе покажу", -- рассказывал Мартин. Вокруг заповедника и далее вдоль реки тянулась уникальная тропа длиной около 100 км, проложенная специально для велосипедистов. Мартин поведал ей, что городу здорово повезло: ведь когда основали заповедник и велосипедную дорогу, стоимость земель здесь еще не выросла до таких сумасшедших размеров, а не то настроили бы частных домов для богатых. Незаметно они перешли из заповедника в лесопарк, при входе в который Яна остолбенела, вчитываясь в табличку: "Ловля рыбы разрешена начиная с одного часа перед восходом солнца, и заканчивая за час до захода солнца. ОГРАНИЧЕНИЕ - 5 ФОРЕЛЕЙ".
Каждый вечер они с Мартиным бродили по окрестным улицам, мечтая о том времени, когда у них будет свой дом. С постояным интересом Яна рассматривала цветочные клумбы, испанскую лаванду и розмарин, звенящую "музыку ветра", и всевозможные украшательства вокруг домов. Пожалуй, самыми распространенными птицами здесь были мокинбедс - пересмешники, белые с черным, нахальные, как вороны, но пограциознее их.
Жизнь обитателей домов сосредотачивалась на заднем дворе, где, если размеры земли позволяли, в хорошую погоду играли с детьми, собирались за столом и так далее. А ухоженные зеленые лужайки перед входом в дом у многих пустовали, в чем Яна не видела смысла. Мартин обьяснял это желанием людей скрыть свою жизнь от постороних глаз. Без ежедневной поливки трава на газонах очень быстро желтела, засыхая. Качество газона говорило о радивости хозяев.
-- Видишь ли, наш Кармайкл - это сравнительно благополучный район, не чета Южному Сакраменто, где постреливают и днем и ночью.
Когда маленький Алекс был с ними, они подолгу играли в мячик на школьном футбольном поле. Школ вокруг было множество, и Яну поразили окружающие их просторные поля для спортивных игр.
Долгое время ей казалось, что все улицы абсолютно одинаковы, поэтому ориентация на местности превратилась в сущую пытку. Она относила себя к типу людей, способных заблудиться в трех соснах, но здесь без преувеличения все утопало в зелени. Многие присутственные места были налеплены вокруг без какого-либо плана, эстетики и очарования.
Яна сфотографировала для питерских друзей крошечные одноэтажные здания в Кармайкле, этакие курятники с гордой вывеской: "Академия танца" и "Столичный центр балета". Звучные названия скрывали несколько комнатушек в старом здании. Но далеко не везде - опять же в центре города находились роскошные концертные здания, театры, небоскребы, уютные бульвары, утопающие в зелени. Считалось, что в Сакраменто посажено более миллиона деревьев.
Многочисленные церковные здания, принадлежащие всевозможным конфессиям, вносили желанное разнообразие в архитектурный стиль Кармайкла, помогая Яне не заблудиться. Почти на каждой улице Яна замечала офис хиропрактика - совсем как в том романе-комиксе финского писателя "Четвертый позвонок", который она прочла перед своим шальным географическим броском.