— Извини меня, Варя, что заглянул к тебе не на чай с маковыми коржиками, — сказал утомленно и провел ладонью по лицу, словно снимая усталость, — Еще не забыла нашу «пятерку))?
— Не надо, Вася…
— Ну раз не надо… Я к тебе с просьбой, Варя.
— Ты же меня знаешь, Вася…
— Знаю, потому и прошу. Наше дело чисто добровольное.
— Понимаю… Но что я могу?
— Многое! К примеру, ты можешь остаться при немцах, держать конспиративную квартиру, обеспечивать связь с партизанами. — Он поднял глаза на одина — ново молодых Степана и Валерия, минуту помолчал, а потом добавил грустно, словно извинялся: — Фотографии придется снять.
Он оставил в тот день нарядную шкатулку, а ключ забрал. И приказал держать в памяти самый важный ключ — пароль. Сказал:
— Спрячь шкатулку понадежней — немцы грабят. А без шкатулки… Да, все это не очень разумно, но и что–либо изменить уже нет времени! Жаль, не я планировал…
Шкатулка, которую спросит только свой…
— Вы какой же шкатулкой интересуетесь?
— Вашей семейной, отцовским наследством.
— Шкатулка есть, да ключ затерялся.
— Была бы шкатулка, а отмычка найдется, — проговорил он вторую часть пароля и вынул из кармана мундира небольшой ключик. Тот самый…
Но это было еще не все. Хотя Варвару Ивановну охватила радость, внешне она еще больше нахмурилась.
— Берите, грабьте последнее, ваша власть… Бога у вас нет! — Пошла на кухню, принесла шкатулку. Твердо помнила условие: ее откроет лишь тот, кто принесет ключ. В этом и крылся главный секрет.
Незнакомец взял ее в руки, спокойно взвесил, будто собираясь зашвырнуть, лукаво взглянул на Варвару Ивановну, а потом ловко вставил ключ, сделал поворот. Замочек щелкнул, и крышка туго откинулась. Он не положил шкатулку на стол. Он нащупал под замочком неприметный рычажок, осторожно передвинул его в сторону и сделал еще два оборота ключом. Зазвучала свадебная осетинская мелодия.
— Вот и имеем в нашей работе музыкальный антракт, — пошутил офицер.
— Да, музыкальный…
Варвара Ивановна ежедневно с нетерпением ждала этой встречи, а когда она произошла, то почему–то растерялась.
— Добрый вечер, товарищ, — сказала тихо, впервые за дни оккупации произнося это привычное, но, оказывается, такое прекрасное и многозначительное слово — «товарищ», с которым можно обратиться сейчас только к советскому человеку, к преданному сыну и защитнику Отчизны, к другу по оружию.
Незнакомец, видя ее волнение, сдержанно и мягко заметил:
— Зовите меня Владиславом…
— Рада видеть вас, товарищ Владислав. Ох уж рада! Вы простите меня за придирки…
— Ну что вы, Варвара Ивановна! Наоборот, было бы худо, если бы вы что–нибудь забыли или поспешно пошли со мной на контакт. А впрочем, Василий Тарасович меня предупреждал, что вы не из забывчивых. Как вы себя чувствуете?
— Сердце немного беспокоит, — благодарно ответила женщина. — Но должно тянуть… Еще должно! Особенно — теперь… Но что же это мы все стоим? — И добавила на украинском языке: — Гисть у дим, свято в дим, та частуваты чым?..[10]
— Вы, кажется, родом из Полтавы? — подвигая к себе табуретку, спросил посланец подполковника Иринина.
— Ах, когда все это было, давно уже я оттуда… Теперь я больше местная, не то осетинка, не то кабардинка…
— Да, куда только судьба не забрасывает людей… Однако, Варвара Ивановна, времени у меня в обрез — так что перейдем к делу. Что у вас?
— Пока все вроде нехудо, не сглазить бы… Ой, да что это я говорю? Пока фашисты здесь, никакого добра не будет… Задания в основном выполнены, наши люди успешно укоренились в управу, в местную полицию… Вот связи только до сих пор не имели.
— А как со взрывчаткой?
— Да жалоб нет, но часовых механизмов — в обрез.
— Хорошо, об этом позаботимся… Мастерская здесь? — Владислав показал на пол.
— Нет, пришлось перебазировать в другое место. Все из–за нее, — Варвара Ивановна с неприязнью кивнула в сторону комнаты немки. — Такая проныра, спасу нет. Будто мышь, весь дом обшарила. И своя же, бывшая советская, откуда–то из–под Львова. Вырастили гадюку на свою голову. Немцы так и прут к ней ордой. Домой привозят обязательно на машине. И все офицеры, перед рядовыми она нос дерет. Тьфу на нее — блудницу! Одно слово — овчарка, как и пес ее…
«Немка из — подо Львова, — слушал Варвару Ивановну Владислав. — Молодая, красивая… Неужели та самая? А я уже и не знал, где ее разыскивать… Но возможно ли такое совпадение?!»
— Как ее зовут? — просил словно бы мимоходом.
— Кристина Бергер.
«Она!»
— Где работает?
— Я же сказала — гестаповка!
«Двое под одной крышей… Опасно… Очень неудачное сочетание… Хорошо, хоть не знают друг о друге… И хорошо, что перевели в другое место мастерскую… Стоит ли их знакомить? Нет, не стоит! Вдруг выкажут себя? Сейчас отношения между фольксдойче и местной жительницей выглядят естественно. У них это — не игра, а учить некогда…»
Словно читая его мысли, Варвара Ивановна сказала:
— Мне, товарищ Владислав, опасно с ней под одной крышей. Прямо руки вяжет.
— Что поделаешь, — пожал плечами. — Сейчас здесь квартирные вопросы решают фашисты, а не мы…
Слышно было, как на улице остановилась машина. Владислав насторожился, прислушиваясь. Варвара Ивановна тоже притихла. Щелкнули дверцы — раз, другой. Со двора долетели голоса — женский и мужской. Радостно и тонко заскулил пес.
— Вит, на место! — властно приказал по — русски женский голос. Потом — серебром — смех и щебетанье по — немецки: «Нет, нет, герр Мюллер, даже не упрашивайте. Сегодня мне, к большому сожалению, не до развлечений. Жаль, но это действительно так. Слишком утомительный день…»
Мужской голос горячо настаивал с неуклюжей, но прозрачной галантностью:
— Ну, фрейлейн Кристина, всего лишь на полчаса! В мыслях я с гордостью, как высшую награду любимого рейха, буду носить божественное ожерелье из подаренных вами роскошных, как и вы, тридцати минут…
— Нет, герр Мюллер, я должна отдохнуть, штурмбанфюрер ждет меня рано утром.
— Милая фрейлейн, сжальтесь надо мной!
— Вы шутите, господин Мюллер! А если я о вашем поведении расскажу господину штурмбанфюреру?
— Фрейлейн Кристина! Я предлагаю вам взамен другое, очень дорогое ожерелье. Я лично его конфисковал у богача — ювелира из иудеев… Слово чести немецкого офицера!
— Прикатила, — с неприкрытой неприязнью сказала Варвара Ивановна. — Я выйду, закрою за ними калитку, да и пса на цепь посажу. Эти ироды ведут себя со мной как со слугой…
«Так, теперь — спокойствие и еще раз спокойствие», — приказал себе Владислав, но переложил парабеллум из кобуры в карман. Заложил руки за спину, начал с кислым, безразличным выражением лица мерить шагами комнату. Игра…
Скрипнула дгерь, и в комнату вошла ладная немка в черной эсэсовской форме без знаков различия. За нею вышагивал взъерошенный обер — лейтенант. На нем не было ни фуражки, ни шинели. Вероятно, оставил в машине. Увидев незнакомого, старшего по званию офицера, обер — лейтенант за спиной девушки приветственно выбросил над ее узкими плечиками руку и молодцевато гаркнул:
— Хайль Гитлер!
«Она, действительно она — Марийка», — подумал Владислав, что не помешало ему отметить и другое — ее спутник, герр Мюллер, сильно подвыпил…
— Хайль! — дернулся и он, потом заложил руки за спину и застыл посреди комнаты, загородив обоим дорогу.
Немка, оказавшись межу офицерами, не растерялась.
— Чем объяснить ваше появление здесь, у меня дома, господин гауптман? — спросила холодно.