Во-первых, возникли крупные разногласия о полномочиях председателя и во-вторых, академики поссорились из-за вопроса о том, что такое комета.
Спорили они до тех пор, пока не увидели комету так близко, что миновала всякая надобность в дальнейших прениях.
В течении целой недели над Гелиополисом стоял густой желтый туман. Вечером 23 Августа туманная завеса раздвинулась и красный треугольник, окруженный снопами пламени, показался над Гелиополисом. Громадный город зашумел, как океан при наступлении бури. Все население очутилось на улицах и среди него замелькали оборванные, грязные фигуры дикарей, на которых теперь никто не обращал внимания.
Чтобы ослабить разгорающийся зловещий свет кометы правительство приказало в семь часов вечера зажечь все электрические солнца и направить на небо лучи прожекторов, которые служили для освещения диких полей.
До десяти часов комета была плохо видна, но позднее она снова отчетливо проступила на черном фоне неба; и её красноватый отблеск дрожал в черной воде рек и каналов, в искусственном озере на королевской площади и на полированном мраморе дворцов и храмов.
Огромные толпы народа бросились в квартал Веры, откуда навстречу им бежали жрецы, потерявшие веру в богов и содравшие со статуй золотые украшения и драгоценные камни.
Все дома были освещены и сидя у себя в комнате, я видел через улицу как металась испуганная семья; отец складывал в ящик бумаги и деньги, которые рассыпались по полу; мать и две прислуги одевали детей, — увязывали платье и белье, которое грудами выбрасывали из шкафов и сундуков.
Внизу между стенами домов с шумом, похожим на гул прибоя, мчался живой людской поток.
Я заснул не раздеваясь и когда проснулся солнце ярким светом заливало всю комнату.
Около кровати стоял мой приятель художник Уйтман. Пальто на нем было разорвано, шляпа в пыли; рука, в которой художник держал стакан с водой, дрожала и около кисти была перевязана шелковым носовым платком с пятнами засохшей крови.
В ярко освещенной комнате, где все оставалось на обычных местах, рядом с широким зеркалом, в радужных каймах, черная фигура Уйтмана напоминала о том хаосе и смятении, которые царили за окном.
Художник внес часть этого хаоса и, вдруг стали нелепыми стройные ряды книг на полках около кровати, ковры, картины, мебель.
У меня было такое чувство, как будто бы сейчас в двери, которые стояли раскрытыми, вслед за Уйтманом ворвется буря и превратит в обломки все комнату.
— Скорей вставай и одевайся, — сказал мой приятель. — В город из диких полей идут люди, которые окажутся страшнее кометы. Я всю ночь провёл на окраинах. Там разграблены сотни домов. Подло погибает человечество; трусливое, глупое стадо! Я думаю, что комета явилась как нельзя более кстати.
Когда мы выходили на улицу, Уйтман ударил своей палкой по зеркалу и сверкающие осколки с веселым звоном посыпались на пол.
— Все равно, сюда ты не вернешься.
Я с сожалением взглянул на комнату, где у старых вещей было какое-то сходство со мной.
— Скорей, — торопил художник. — Пойдем к Королевской площади, там безопаснее, хотя многие бегут в квартал Веры и за город.
Улицы были запружены народом. Одни двигались к центру, другие бежали в противоположную сторону, к мосту и арки мира.
Кометы не было видно, но по небу тянулись золотистые полосы, сходившиеся в восточной части горизонта.
Я зашел в лавку на углу купить сигар.
Лавочник запросил за десяток столько, сколько вчера еще брал за сотню.
— Славно будет гореть ваш товар, — сказал Уйтман раскуривая сигару.
— Он у меня застрахован. Пусть горит.
Пройдя еще два квартала, мы натолкнулись на разбитый аэроплан, винты которого продолжали вертеться. На мостовой стояли лужи крови и какая-то старуха засыпала ее пылью, которую брала тут же из канавы.
Рядом на стене была приклеена огромная афиша, которую, в виду её исторической важности я прилагаю к этим запискам.
Где-то послышался гул выстрелов. Толпа испуганно бросилась в стороны и увлекла нас в узкий темный переулок, где было сыро и пахло гнилью, как на берегу болота. Около меня какой-то старик в золотых очках ругал правительство и парламент.
— Что они делают? Вместо того, чтобы принять меры для защиты населения от кометы, вступили в битву с дикарями, которые идут сюда с самыми мирными намерениями. Я вышел бы навстречу к этим несчастным пасынкам цивилизации и сказал речь о примирении и любви. Нет, впрочем ничего удивительного, что дела идут так плохо: в парламенте нет ни одного умного человека; каждый день семьсот дураков соединяют свои усилия, чтобы создать еще одну новую глупость.