— Ты умеешь читать мысли?
— Нет, у тебя на лице все написано. Ты думаешь, что это невозможно, и так не бывает. Поверь, я тоже так думал, и когда Кэтрин начала рассказывать мне про вампиров, я засмеялся ей в лицо, думая, что влюбился в сумасшедшую. Но потом я вспомнил о зажившей ране, и все сказки начали воплощаться в реальность. Она научила меня пить кровь, любезно попросила ведьму сделать кольцо, которое защитит меня от солнца. Именно поэтому я его никогда не снимаю. Через полгода я приехал в Мистик Фоллс, чтобы увидеть семью. Но я узнал, что мой отец умер от чахотки. А я ничего об этом даже не знал. Мама постоянно ходила грустная и печальная, а Стефан на тот момент уехал из города после похорон, я не смог его тогда увидеть и считал его последней сволочью на этом свете, потому что он бросил маму в такой ситуации. Хотя я скучал. Кэтрин хорошо поладила с моей мамой. Она была моей поддержкой, тем человеком, в которого я влюбился до беспамятства, она не давала мне срываться и верить, что все хорошее — впереди. Первое время было тяжело, но я справился.
Через несколько лет мама умерла. И именно тогда я понял, что для меня время замерло. Люди рождаются, люди умирают, а я не меняюсь. Мне до сих пор двадцать четыре, и у меня за эти годы ничего не изменилось. Я словил себя на мысли, что тяжело переживать всех, кого ты знаешь, менять место жительства и работы каждые десять лет, понимая, что иначе люди заподозрят неладное. Было странно через лет тридцать возвращаться в места, где ты раньше жил, приходить на прежнюю работу и видеть там внуков и даже правнуков своих друзей. Примерно в 70-х мы начали с Кэтрин путешествовать. Я уже говорил тебе, что объехал почти весь мир. Я научился жить жизнью вампира. В 1876 мы впервые приехали в Италию и влюбились в эту страну. Второй раз был в 78-м. А в 1880 мы решили переехать жить в Венецию и прожили там 7 лет. Я любил сравнивать этот город с Кэтрин. Венеция — неповторима и грандиозна. Она непохожа ни на один город планеты. Это город изящных контрастов. Он каждый день гудит как растревоженный улей, а вечером замирает. Такой была Кэтрин, весь день болтала без умолку, а к ночи замолкала, погрузившись в свои мысли и не давая мне ни единой зацепки понять, о чем она молчит. Эта фотография была сделана в первый день нашего пребывания в Венеции, на мосту Риальто, — Деймон взял в руки выцветший снимок, вспоминая тот день. — Мы заселились в квартиру и пошли гулять по городу. Кэтрин попросила местного фотографа нас сфотографировать на пленочный фотоаппарат*, а меня в тот день назвала хмурым, потому что я не захотел улыбаться, но за место этого я поцеловал ее.
— Почему на обратной стороне написано «Катерина»? — поинтересовалась Елена.
— Кэт родилась в Болгарии в 1779 году и ее настоящее имя Катерина Петрова. Для всех она была Кэтрин Пирс, но я иногда называл ее Катериной. Она говорила, что ей нравится, как я произношу ее имя. Мы любили друг друга, и наша любовь не иссякала. Мы могли ссориться, но позже она всегда первая приходила ко мне, хмурила брови, но извинялась. Прожив в Венеции достаточно, мы уехали, кидая монетку в воду. Было не жаль. Мы знали, что впереди много нового, целый необъятный мир. Кэтрин научила меня смотреть на небо и видеть падающие звезды.
В 1927 году мы вернулись с Мистик Фоллс. Конечно, это был уже не тот город, который мы знали и помнили. Я решил, что будет правильным решением, построить на пустыре, на окраине города, собственный дом. Мне нравился стиль Тюдоров и Кэт меня в этом выборе поддержала и даже сама потом обустраивала комнаты. Мы посадили деревья: ели и рябины, а особняк был построен за два года. Он вышел немного больше, чем предполагалось, но в нем было уютно. Я понял, что это наш дом. В него хотелось возвращаться и, как бы это странно ни звучало, но хотелось жить, дышать, чувствовать, что живешь. Поместье Сальваторе — именно так назывался особняк с самого начала. Почему не Пирс? За многие года мы стали семьей, и мы не расписывались, просто потому что не видели в этом смысла, все равно раз в 15-20 лет мы меняли все документы, и от штампа в паспорте ничего бы не изменилось. А Кэт я уже долгое время называл миссис Сальваторе. На том и сошлись, — Деймон замолчал, позволив себе уйти в свои мысли, и наступила тишина, прервать которую никто был не в силах. Елена видела, как он говорил о ней. О Кэтрин. Как восхищался ею и как был очарован. Гилберт поймала себя на мысли, что хотела бы познакомиться с ней.
Помолчав несколько минут, Деймон снова сделал глоток алкоголя, замечая, что больше половины бутылки выпито.
— Затем прошли замечательные тихие и спокойные двадцать шесть лет моей жизни в этом доме. Нам, конечно, приходилось уезжать на несколько лет из города, но мы всегда сюда возвращались, — Деймон снова замолк.
— Что произошло спустя двадцать шесть лет? — решилась спросить Елена, понимая, что следующая часть истории будет не такой радужной, и видя, как больно Сальваторе все это вспоминать.
Деймон вздохнул, пересел к девушке на кровать и продолжил:
— От нашего общего друга, который тоже был вампиром, мы узнали, что в городе существует такая организация «Огустин». Она знала о вампирах и проводила над ними опыты. Дико звучит, не правда ли? По несчастливому стечению обстоятельств в 1955 году я и Кэтрин туда попали. И тогда начался ад. Мне казалось, что я медленно начинаю сходить с ума, находясь в четырех стенах. Тебе, наверное, лучше не знать, что они делали, это было слишком ужасно. Я выживал там в течение четырех лет. Мы с Кэтрин были в разных камерах, я не мог ее видеть и практически слышать. Мне дико осознавать, что с ней там делали. Все, что я хотел — спасти ее, дать ей свободу, даже если я там останусь навсегда. И мне выпал шанс. Новенький парень вечером плохо закрыл камеру, а у меня оставались последние силы, на то, чтобы сломать замок. Дальше происходило все как в тумане. Я хотел есть и убивать, но прежде, я должен был найти Кэтрин. Вечером людей было немного и, сворачивая шеи всем на своем пути, я искал ее. И нашел. — Деймон сделал глоток виски, закрывая глаза. — Бездыханное тело на полу камеры. Она была мертва. Огустин убили ее, тестируя какой-то новый препарат. И тогда меня уже никто не мог остановить. Я чувствовал только боль, которая разрывала меня изнутри, и я сорвался. Той, кто меня всегда сдерживала, больше не было. Когда я вышел из больницы, я вдохнул свежий воздух свободы, но свободы внутри меня не было. Я умер вместе с Кэтрин во второй раз. Только я мог дышать, а она нет. Была уже поздняя ночь, и, подняв голову на небо, я увидел метеоритный дождь. Точно такой же, какой видела ты в ночь нашего знакомства, такой же прекрасный и красивый. Только в тот момент мне было паршиво и плохо. Последующие года я провел вне Мистик Фоллс, проливая кровь и спиваясь. Я не мог видеть этот дом, эти стены, не мог забыть прошлую жизнь. Я потерял все, что у меня было.
Елена вникала в каждое слово Деймона, а потом встала с кровати и обняла его. Ей хотелось каким-то образом унять его боль, взять хотя бы часть себе, чтобы его душа не разрывалась на кусочки. Она понимала, что ему тяжело, знала, какого это — терять близких людей. Деймон обнял ее в ответ, утыкаясь носом в темные волосы. Они сами не знали, сколько времени так просидели.
После немного отстранившись, Елена задала следующий вопрос:
— Где находились Огустин?
— На месте нынешней больницы. Последний раз я услышал это слово пять лет назад, я тогда был в Нью-Йорке и увидел человека, который следил за мной и, видимо, хотел вернуть обратно. Я нагнал и убил его быстрее, пока он разговаривал по телефону с Уэсом Хантом. Поэтому при нашей с ним встрече я был в ярости. Не доверяй ему, Елена. Если Огустин до сих пор существует, кто знает, чего они хотят на этот раз, — произнес Сальваторе, смотря в глаза девушки, проникая в ее душу.