— Моя мама беременна. — Слова горчат у меня во рту. — Девочкой.
Арианна сжимает мою руку. Я не отстраняюсь. Я чертовски устала.
— Вот почему ты это сделала.
Я тупо киваю. Моя душа опустошена.
— Когда?
— Только что. Я не знаю. Тридцать, сорок минут назад.
Глаза Арианны расширились.
— Ты уверена, что он...?
— Он мертв. Моя мама проверила.
— Твоя мама?
— Она пришла домой сразу после этого. Она плакала и кричала, а потом вдруг затихла. Она велела мне уходить. Вытерла пистолет. Я не знаю, что она собирается делать. Я просто жду, когда копы, наверное, придут и заберут меня.
— Но он... он ранил тебя. Это ведь была самооборона?
— Не знаю. Я так не думаю. Я направила на него пистолет. Он отступил. Он не пытался меня убить. Я понимала, что делаю.
Рот Арианны сжался в тонкую линию. Ее лицо лишилось цвета.
— Ты дрожишь как лист. Я принесу одеяла. Ты можешь лечь на диван. Мои родители вернутся только через пару часов. Ты можешь остаться здесь.
Я тяжело вздыхаю.
— Спасибо.
— Мы что-нибудь придумаем. Все будет хорошо.
Слезы выступают на моих глазах.
— Нет, не будет.
Глава 24
Следующие два часа я лежу на диване Арианны, завернувшись в ее мягкий, лавандовый плед. Арианна увеличивает температуру в помещении, но я не могу согреться. Мое тело сотрясает дрожь, а зубы продолжают стучать. Не могу перестать видеть его глаза. Мои глаза.
Арианна запекает для меня макароны с причудливыми сырами, такими как грюйер, азиаго и фонтина, ни один из которых я никогда не пробовала. Я пытаюсь их съесть, но начинаю задыхаться. Арианна ставит блюдо в холодильник для своих родителей.
Она ходит взад-вперед перед диваном.
— Как насчет Лукаса? Мне ему позвонить?
— Нет!
Она смотрит на меня, удивленная.
Стыд охватывает меня при мысли, что Лукас узнает правду обо мне. Я едва выжила, рассказав Арианне. Он все равно не захочет иметь со мной ничего общего после камня.
— В смысле, я не могу, ладно? Больше никому. Пожалуйста.
— Хорошо. Больше никому. — Она опускается на диван рядом со мной и возится со своим телефоном. И тут резко вдыхает. — О, нет. Нет, нет, нет.
— Что?
— Надеюсь, ты не против. Я просто, я хотела посмотреть и узнать...
— Выкладывай.
— Патрицид — это юридический термин для того, что ты... что произошло. — Ее голос колеблется, как будто Арианна думает, что я собираюсь вскочить и откусить ей голову в любую секунду. — В США происходит около 300 случаев отцеубийства в год. Почти во всех случаях причиной инцидента является жестокое обращение с ребенком…
— Не останавливайся. Просто скажи, чтобы там ни было.
Она потирает висок и вздыхает.
— Прокуроры отказываются от судебного преследования лишь в незначительном числе случаев, несмотря на известные факты злоупотреблений. Средний приговор — от пятнадцати до двадцати лет.
Я присоединяюсь к ее вздоху. Пытаюсь представить себе тюрьму. Она не может быть хуже той неволи, через которую я уже прошла. Тем не менее дверь в мое будущее захлопывается, как стальной капкан.
— Ну, это не круто.
— Это не справедливо, — рычит Арианна. Она шлепает свой телефон на подлокотник дивана. Вскочив, начинает вышагивать перед стеклянным журнальным столиком, кусая ногти, словно собираясь их оторвать. Она злее, чем я когда-либо ее видела. — Разве это честно? Он подверг тебя ужасному насилию, а потом тебя сажают в тюрьму на двадцать лет? Насильники выходят через семь лет. Растлители детей — через четыре года. Это безумие. Я не могу в это поверить. Этого не может быть.
Я просто смотрю, как она ходит и бормочет. Я отрешена от всего этого, отстранена, как будто наблюдаю за собой, наблюдаю за ней. Арианна включает лампу, и мы обе одновременно замечаем синеватые сумерки за окнами.
Ужас сжимает мою гортань. Я едва могу выдавить из себя слова.
— Я должна вернуться.
— Ты можешь сбежать, — неожиданно говорит Арианна. — У меня есть пятнадцать тысяч в банке, на колледж. Ты можешь их взять.
Я качаю головой.
— Куда мне бежать? Как я найду работу? Я даже не закончила среднюю школу. Меня все равно найдут. Кроме того, мне надоело быть трусихой. Что бы ни случилось дальше, я это приму.
Арианна начинает плакать.
— Я не могу поверить, что это происходит.
Я сажусь. Волны головокружения накатывают на меня. Я отодвигаю плед и встаю. Мои ноги держат меня. С трудом.
— У тебя нет куртки. Можешь взять одну из моих и отдать потом.
Как будто будет потом. Как будто я не буду убивать время ближайшие пятнадцать лет в бетонной тюремной камере. Я меняю футболку и влезаю в облегающую черную кожаную куртку, которую едва могу застегнуть.
Глаза Арианны закрыты, губы едва шевелятся.
— Что ты делаешь?
Она открывает глаза.
— Молюсь.
Хочется сказать, что мне не нужны ее молитвы, но я в отчаянии. Я приму все.
Арианна кладет руку мне на плечо.
— Я иду с тобой. Ты не должна справляться с этим в одиночку. — Она колеблется, тень проходит по ее лицу. — По крайней мере, не сейчас.
Часть меня хочет сказать ей «спасибо, но не надо». Но другая, большая часть меня в полном ужасе. Я понятия не имею, что меня ждет дома.
Глава 25
Несколько полицейских машин и фургон судебно-медицинской экспертизы припаркованы на обочине дороги. Желтая лента оцепляет территорию вокруг трейлера. Я выхожу из машины. Арианна присоединяется ко мне, и мы идем по подъездной дорожке. Гравий хрустит под ногами. Острый, как нож, ветер полосует мое лицо, шею и руки.
Ужас скребется по моему позвоночнику. Все мое тело дрожит. Я хочу убежать. Хочу оказаться как можно дальше от этого ужасного места. Хочу, чтобы это прекратилось. Однако ничего не меняется. Красные огни мигают во дворе и перед домом. Я слышу приглушенные голоса, скрежет раций. Это реально. Это происходит. Через несколько минут они застегнут наручники на моих запястьях. Посадят меня на заднее сиденье полицейской машины, за решетку. В тюрьму, в камеру. Мои ноги подгибаются, и я спотыкаюсь. Арианна поддерживает меня.
Молодой полицейский в накрахмаленной синей форме останавливает нас.
— Вы не можете туда пройти, мэм. Это место преступления.
Я вижу, как по дому передвигаются люди в форме, люди в матерчатых костюмах и ботинках, собирающие улики. В моем доме. Я представляю, как они роются в ящиках с нижним бельем, осматривают испачканные простыни, собирают пыль, грязь и мертвых тараканов из-под кроватей. Я представляю Аарона, испуганного, забившегося в угол, пока незнакомцы рыскают по его комнате. Мой желудок сжимается.