Я едва могу выдавить из себя слова. Мое горло покрыто желчью. Меня сейчас вырвет.
— Не понимаю, о чем вы говорите.
— А я думаю, понимаешь.
— Моя мать призналась. Вы, люди, уже поймали убийцу. — Мой голос срывается на слове «убийца».
— Может, поймали, а может, и нет. Но знаешь, мы нашли еще один отпечаток пальца на пистолете. Твой.
Страх пронзает меня. Я облизываю губы, заставляя себя говорить спокойно.
— Ну и что? Я постоянно стреляла из этого пистолета на стрельбище. Можете спросить у Реджи. Он меня видел.
После долгой секунды она отступает назад.
— Интересно, если бы мы проверили твои руки на наличие продуктов выстрела той ночью, мы бы что-нибудь нашли?
Я дрожу от усилия остаться на месте. Мои мысли мечутся в голове, дико стуча по черепу. Мне нужно думать. И быстро. Имею ли я право заставить ее уйти? Внезапно я пожалела, что не уделяла больше внимания обсуждению «Билля о правах» на уроках в школе. Я заставляю себя говорить уверенно, хотя меня вот-вот стошнит на ее плащ.
— Я думаю, вам пора. Моя тетя скоро будет здесь.
Детектив Хенриксен протягивает мне визитную карточку. Она доброжелательно улыбается.
— Надеюсь, ты подумаешь о нашей беседе. Разреши откланяться.
Я закрываю за ней дверь и прижимаюсь к ее поверхности. Закрываю рот руками, задыхаясь, глотая воздух, который никак не поступает. Я вижу лицо Фрэнка, его холодные мраморные глаза. Чувствую пистолет, его тяжесть в моих руках.
Я сжимаю визитку в кулаке. Но не выбрасываю ее. Не могу. Меня нельзя считать невиновной. Я виновата, и мне сошло с рук убийство, я позволила кому-то другому понести наказание. Чувство вины и стыда пронзают меня насквозь, пригвождая к полу, как одну из бабочек Жасмин к витрине.
Глава 31
Я прихожу к Арианне домой сразу после ее возвращения из школы. Она заставляет меня сидеть у острова, пока готовит. Арианна перелистывает коробку с рецептами, нацарапанными на старых карточках размером три на пять.
— Для этого есть «Пинтерест», — говорю я, дуя на свои замерзшие руки.
— Это семейные рецепты, доставшиеся мне от прабабушки. Моя абуэлита делала лучший флан. И арепас. Но моя мама? У нее так не получается. Вот, пожалуйста. — Она достает выцветшую, помятую карточку. — «Sudado de pollo». Нравится курица с рисом? О, и бананос каладос. Жареные бананы по-колумбийски. Не так экзотично, но, думаю, сойдет.
— Я даже не понимаю, что ты только что сказала. Кроме того, что это должно быть сложно. Не готовь это для меня.
— Я готовлю для себя. Эти рецепты напоминают мне о моей абуэлите. И приготовление еды меня успокаивает. Теперь я готовлю все семейные блюда. Не то чтобы мы правда ели все вместе.
— Ты ешь? Типа, настоящую еду? — спрашиваю я. Ее леггинсы выглядят мешковатыми.
— Думаю, у нас здесь уже есть все необходимое. — Арианна игнорирует меня, роясь в шкафах и холодильнике, доставая ингредиенты.
— Могу я хотя бы помочь?
Она качает головой.
— Нет, спасибо. Я люблю готовить сама. — Она нарезает лук, красный перец, свежий чеснок и помидоры. Затем наливает немного масла в большую кастрюлю и добавляет туда нарезанные овощи, соль и перец. — Теперь расскажи мне, что происходит. Кроме очевидного, я имею в виду. Что-то еще случилось.
Я бросаю на нее тяжелый взгляд.
— Ты ужасно проницательна для королевы красоты с кудрявой головой.
Арианна мрачно улыбается.
— У меня много талантов.
Я рассказываю ей о визите детектива, о том, что она сказала. Чем больше я говорю, тем больше Арианна хмурится. Она добавляет в кастрюлю розовые куриные ножки, воду, порошок кумина и что-то вроде специи «Sazòn Goya» и стоит у плиты, помешивая.
— А что с Аароном?
— Он солгал ради меня, но не знает, что было два выстрела.
— Бедный парень.
Я смотрю на свои руки, кручу кольца на пальцах. Мои мысли дико скачут в голове. Я никак не могу их упорядочить.
— Может, мне стоит ей позвонить?
— Позвонить кому?
— Детективу.
Арианна откладывает деревянную ложку и смотрит на меня.
— Ты с ума сошла?
— Может быть. Я не знаю. Может быть, это правильно.
— Сидни Шоу? Ты, размышляешь о том, как поступить правильно?
— Временами со мной случается. Я не знаю. Не хочу заставлять Аарона лгать ради меня. Мне противно заставлять тебя лгать ради меня. Я ненавижу, что моя собственная мать несет наказание вместо меня. Может быть, детектив права.
Арианна ставит пароварку и засыпает две чашки сухого белого риса.
— А может, она просто пытается тебя подловить.
Мой желудок сводит судорогой. Моя мама попадет в тюрьму. Моя мать сидит в камере, прямо сейчас, окруженная бетонными стенами. Она виновна во многих вещах, но не в этом. О чем она думает? Почему она это делает?
— Это работает.
Арианна поворачивается лицом ко мне. Прижимает руки к животу, прямо над шрамом.
— Почему ты сделала то, что сделала?
— Чтобы это прекратилось. Чтобы защитить свою семью.
— У тебя получилось? Твои братья в безопасности?
— Да, но...
Она нарезает круглый желтый картофель так сильно, что нож втыкается в деревянную разделочную доску. Арианна бросает картофель в кастрюлю и поворачивается ко мне, ее лицо выражает сосредоточенность.
— Если бы ты сейчас сидела в тюремной камере, твои братья находились бы в безопасности с твоей мамой?
Я представляю себе мальчиков, затаившихся в своих комнатах, испуганных и голодных. Представляю, как Фрэнки приходится готовить еду, убирать за мамой. Всегда ли он будет помнить, что нужно тушить ее сигареты? Сможет ли он добраться до продуктового магазина без машины? Хватит ли у него сил дотащить ее до кровати, когда она потеряет сознание на диване или на полу?
— Она едва помнит, как накормить себя, не говоря уже о них.
— Так что, может быть, этот вариант — самый лучший из возможных. Самый справедливый.
Я качаю головой, начинаю протестовать, но Арианна прерывает меня.
— Твоя мать решила взять вину на себя. Возможно, тебе стоит поговорить с ней. Чтобы понять почему, прежде чем ты сможешь это принять.
— Не знаю, смогу ли я. — Одна мысль о встрече с мамой парализует меня чувством вины и ужаса. Мои мышцы напрягаются. Темная тревога закручивается в животе.
— Все зависит от тебя. Просто помни, когда начнешь сомневаться. Не ты отправляешь ее в тюрьму, а она сама решила там оказаться.
Я позволяю ее словам проникнуть в сознание.
— Это ужасно странно с твоей стороны. Я думала, ты будешь на все лады твердить о Божьей справедливости и наказании за грехи, и, что честность — лучшая политика.