Я делаю три новых надреза, горизонтальных и выстроенных рядом друг с другом, каждый длиной около дюйма. Один за меня, один за Фрэнки и один за Аарона. Они мои братья. Они — моя ответственность. Порез Фрэнки глубже, чем у других. Я сильно нажимаю на лезвие, пока острая боль не сравняется с чувством вины. Стыд захлестывает меня. Я не хочу быть той девушкой, которая причиняет боль тем, кого любит.
Завтра я буду вести себя лучше, как-нибудь заглажу свою вину. Я буду гораздо терпеливее. Я просто так устала. А он такой грубый, такой злой. Он слишком похож на меня.
Когда я заканчиваю, уже десять. Я прижимаю ногу старой мочалкой, пока кровь не перестает течь, чтобы не испачкать простыни. Натягиваю боксеры и футболку большого размера, служащие мне пижамой.
Мои пальцы дергаются. Мне все еще нужно кое-что сделать. Я открываю ящик тумбочки и достаю блокнот и графитный карандаш. Я рисую скетч на Кролика Рэтти. Кролик Рэтти звался просто Кроликом, когда стал моим. Очаровательный белый плюшевый кролик с черными глазками-пуговками и самым мягким мехом, который я когда-либо держала в руках. Когда родился Фрэнки, я отдала Кролика ему. А когда через три с половиной года появился Аарон, Фрэнки передал игрушку ему по наследству.
Аарон до сих пор спит с ним каждую ночь. Сейчас мех стал матовым и грязным, один глаз-пуговица болтается. Набивка стала вываливаться из прорехи в лапе. Однажды мама спросила: «Зачем тебе этот старый крысеныш?». Но Аарон заплакал, и она зашила его розовыми нитками в один из своих хороших дней. И теперь мы зовем его Кролик Рэтти.
На моем рисунке у Кролика Рэтти огромные, мультяшные глаза. Он одет в плащ, который героически развевается за ним. Он стоит на лежащей на земле фигурке, его маленькие лапы подняты в знак триумфа. Я всегда делаю Кролика Рэтти героем, который приезжает на великолепном коне или срывается с места в стиле Супермена, чтобы спасти положение. Оторвав страницу, складываю ее в треугольник — единственный трюк оригами, делать который я научилась еще на уроках труда в средней школе.
В узком коридоре между ванной и комнатой мальчиков стоит буфет медового цвета, слишком громоздкий, чтобы поместиться в нашей крошечной кухне. Он занимает слишком много места и нависает из темноты, чтобы зацепить пальцы ног или поцарапать голени и бедра во время ночных походов в туалет. Ящики забиты всяким хламом, которым никто никогда не пользуется. Кроме этого.
В передний левый угол левого ящика я кладу бумажный треугольник. Это наш центр сообщений, когда нам нужно поделиться тем, что мы не можем сказать вслух в этом доме. Я рисую для Аарона скетчи с Кроликом Рэтти. Для Фрэнки раньше оставляла камни смешной формы. Он любил приклеивать к ним глазки, добавлять глупый рот перманентным маркером и складывать их на верхушке комода. Больше он так не делает.
Прежде чем забраться в свою кровать, я проверяю, как там мама. Она отключилась, громко храпит, между пальцами тлеет уголек сигареты. Я вынимаю сигарету из ее руки и раздавливаю ее в пустом стакане для воды. Затем возвращаюсь в свою комнату.
От света фар проезжающих машин по стенам скользят странные узоры. Я смотрю, как зеленые цифры будильника мигают с 23:59 на 00:00.
Проходят часы, а я не могу уснуть. Тяжесть темноты, потолка, дома, неба, усыпанного колючими звездами — я чувствую их как груз, как железо на моих костях.
Тяжесть, которая никуда не уходит.
Глава 5
Металлические прутья стула давят мне в спину. В окна пустующего класса, который доктор Янг использует для своих так называемых сеансов групповой терапии, бьют крупные капли дождя. Десяток стульев и парт придвинуты к дальней стене под доской объявлений. На ней все еще висят пожелтевшие списки кандидаток в королевы выпускного бала и расписание работы кафетерия двухлетней давности. У меня заурчало в животе.
Я расположилась поближе к ряду серых окон и ржавому радиатору под ними. Дождь такой сильный, что я едва вижу линию деревьев в пятидесяти футах за школой. И совсем не вижу реки.
Доктор Янг постоянно смотрит на часы.
— Она скоро придет.
А я так старалась опоздать. Черт. Мои веки тяжелеют, и я просто хочу проспать весь этот день. Я потратила свои три дня отстранения на уборку в доме, доделывание домашнего задания и дополнительные смены в «Bill's Bar and Grill». Заработала достаточно, чтобы оплатить счет за электричество, по крайней мере, до следующего месяца. Мама так ушла в себя, что даже не заметила, что по идее я должна быть в школе. Я взяла ее мобильный телефон, пока она спала, и удалила сообщение из администрации о моем отстранении от занятий. И перехватила письмо по почте. Иногда это так просто.
Дверь в класс открывается, и вплывает Арианна Торрес.
Я сжимаю руки в кулаки на коленях.
— Давно пора.
Щеки Арианны раскраснелись. Она очень худая. На ней брюки цвета хаки и обтягивающий розовый кашемировый свитер, который подчеркивает бронзовый оттенок ее кожи и ореховый цвет темных глаз. Густые черные волосы волнами рассыпаются по спине. Лицо как у куклы-пикси, с носом-пуговкой и полными губами. На лбу красуются созвездия прыщей.
— Простите, — говорит она, задыхаясь. — На французском задержали и...
Я вздыхаю достаточно громко, чтобы прервать ее слова.
— Арианна, это Сидни Шоу. Сидни, это Арианна Торрес. Я думаю, что занятия в малой группе действительно помогут... раскрыться.
— А где остальные участники? — спрашиваю я.
Доктор Янг нахмурил брови.
— Возможно, в будущем к нам присоединятся еще несколько учеников. Однако сейчас мы начнем с вас двоих. Всем будет полезно немного выйти из своей зоны комфорта. Почему бы вам не представиться? Сидни?
— Ну, как только что сказал добрый док, меня зовут Сидни. Я оказалась здесь потому, что убила трех кошек и выпила их кровь.
Арианна недоуменно поднимает брови.
— Ладно, пять кошек. И две собаки. Но я не пила кровь собак. Вкус прикольный.
Арианна закидывает правую ногу на левую и разглаживает складки на брюках. Она смотрит на доктора Янга.
Доктор Янг прочищает горло и рисует круги пальцами под подбородком.
— Давайте начнем с Арианны. Может быть, на ее примере Сидни увидит, как это делается, и будет больше готова к сотрудничеству.
Арианна сидит прямо, ее маленькие, похожие на птичьи руки сложены на коленях.