И она развернулась еще раз, возвратилась назад и остановилась с ним рядом.
Стопщик наклонился к пассажирскому окну с наполовину опущенным Иссерли стеклом.
— Не лучшее время для прогулок, — небрежным тоном сообщила она, надеясь услышать в ответ какие-нибудь объяснения.
— Собеседование насчет работы, — ответил стопщик и с усов его сорвалась капля талого снега. — Закончилось позже, чем мне обещали. Автобус придет только через час, ну я и решил поголосовать.
Иссерли открыла перед ним дверцу, смахнула с сиденья пустые пакетики из-под чипсов.
— Спасибо, — сказал стопщик, не улыбнувшись, но лишь глубоко вздохнув и следом выпустив изо рта облачко пара. Перчатки он, чтобы застегнуть ремень безопасности, снял, на обеих его кистях между большим и указательным пальцами летело сквозь паутину морщинок по вытатуированной ласточке.
Отъезжая от обочины, Иссерли кое-что вспомнила.
— Погодите, сегодня же суббота, — сказала она.
— Ну да, — согласился стопщик. — Собеседование проводилось не в Центре трудоустройства или еще где, а так, частным порядком.
Он бросил на нее быстрый взгляд, словно пытаясь понять, заслуживает ли она доверия, и добавил:
— Я сказал им, что меня машина неподалеку ждет.
— Работу сейчас найти — целое дело, — попыталась утешить его Иссерли. — Некоторые ради нее на какие только хитрости не пускаются.
Стопщик не ответил, словно не желая признавать — так сразу — всю жестокость своего поражения. Но, впрочем, промолчав несколько секунд, сказал:
— На самом деле, машина-то у меня есть. Да только дорожный налог не заплачен, министерству транспорта. А для этого требуется двухнедельная зарплата, не меньше.
— И как по-вашему, люди, с которыми вы разговаривали, дадут вам работу? — спросила Иссерли, поведя головой назад, в сторону оставшихся позади таинственных «собеседников».
Он ответил мгновенно и горько:
— Да им просто время девать некуда. Вот они и примеряются к идее — нанять кого-нибудь, понимаете, о чем я?
— Да, пожалуй, — сказала, садясь попрямее, Иссерли.
Стопщик пригляделся к своей спасительнице — большого впечатления она на него не произвела. И что это за мания появилась нынче у баб, грудь напоказ выставлять? — думал он. По телевизору только ее и видишь, а чего стоят лондонские девицы, таскающиеся с немытыми головами по ночным клубам, напялив черные жилеточки, которые и на таксу-то не налезут. Он только одно может сказать: отправь их подальше от цивилизации, чтобы они там выжить попробовали, так им на всю жизнь потрясения хватит. Чего ж удивляться, что армии о женщинах-солдатах и думать неохота. Ты бы доверил свою жизнь тому, кто выходит под снег, выставив наружу целый акр титек?
Исусе, эта девица, она быстрее ездить совсем не умеет? Скорость у нее не намного больше, чем у пешехода. Может, предложить ей поменяться местами? У него бы эта хреновина поскакала раза в два шустрее, хоть она и дерьмо японское. Эх, вернуть бы назад «вулзли», на котором он раскатывал в восьмидесятых! Он и сейчас помнит, как его рычаг передач в ладонь ложился. Набалдашник, обтянутый хорошей кожей. Мягкой, точно свиная. Скорее всего, свиной она и была. Где сейчас его «вулзли»? Наверное, водит его какой-нибудь идиот с мобильником. Если уже не разбил. С «вулзли» не всякий справится.
Не было никакого смысла, черт его подери, даже тащиться сегодня к этой публике. Типичные манерные выпендрежники с двумя источниками дохода. Сорт кофе на выбор. По компьютеру в каждой комнате. Кленовые книжные шкафы, набитые книжонками наподобие «Фэн-шуй и устройство сада» и «Радости, блин, секса», а в придачу к ним породистая самоедская лайка, с которой они ни хрена обращаться не умеют. «Дорогая, не жуй наш красивый овчинный коврик». Исусе, как же ему хотелось выдрать этот коврик из пасти собаки и преподать ей начальные правила послушания.
Может, оно и есть самое верное — открыть школу дрессировки собак. Другое дело, попробуй-ка убедить этих недоумков, что научить их собак правильно вести себя важнее, чем тратить серьезные деньги на садовника, — с тебя семь потов сойдет. Яппи они яппи и есть. В добрые старые дни у него с аристократами никаких таких проблем не было. Уж они-то понимали, что ты получаешь ровно столько, сколько оплатил. И к тому же, знали, как растить собаку.
Добрые дни были, добрые. Может, они еще вернутся? Что-то ни хера не похоже. Куда ни повернись, классные, настоящие классные специалисты только теряют работу. Того и гляди, сама королева скоро получит под зад ногой. Новое тысячелетие предназначено для прыщавых педиков в костюмах не по росту и бестолковых иностранок с полуголыми титьками.
Сорок пять миль в час! Господи помилуй!
Иссерли украдкой поглядывала на своего пассажира, пытаясь понять, что он собой представляет, а пассажир сидел, погрузившись в молчание, сложив на груди руки. Выглядел он точь-в-точь как стопщик, которого она подвозила с год назад, правда, тот на всем пути от Алнесса до Авмора балабонил, не закрывая рта, о Территориальной армии. Собственно, на несколько мгновений она уверовала, что это он самый и есть, но затем вспомнила: нет, невозможно, того водселя она уколола, едва он принялся расписывать ей, как преданность ТА лишила его жены и показала, кто ему настоящий друг, а кто так себе.
Разумеется, она знала, что все эти существа по сути своей совершенно одинаковы. Несколько недель интенсивной обработки на ферме и питания стандартизированной пищей делали это очевидным. Однако, когда они носили одежду, зачесывали волосы кто так, кто этак и кормились черт знает чем, норовя обзавестись неестественными формами, им удавалось приобретать обличив вполне индивидуальные — настолько, что тебе иногда начинало казаться, как это с бывает людьми, будто вот этого ты уже где-то видела. И что бы ни сделал водсель из территориальной армии ради приобретения тогдашнего его вида, этот ее пассажир, надо полагать, проделал нечто очень похожее.
У пассажира были густые усы, обрывавшиеся точно вровень с краями его большого красного рта. Налитые кровью глаза, полные стоически переносимой муки, утишить которую могли, да и то не наверняка, лишь океанские валы возмездия и униженные мольбы мировых лидеров о прощении. Глубокие морщины сообщали статуарную выразительность его насупленному лбу, увенчанному симметрично подстриженными, уходящими назад, точно у ополаскиваемой художником кисти, волосами. Он был мускулист, но с уже наметившимся брюшком; кожа его желто-коричневой куртки шелушилась, а карманы джинсов обзавелись опушенными дырками — там, где их протерли ключи и углы бумажника.
Иссерли постаралась отогнать искушение взять да и спросить его напрямую о территориальной армии и обнаружила, что дело это на удивление трудное. И снова возложила всю вину на Амлиса Весса — его этическая рисовка и поддельная храбрость уязвили ее так сильно, что любой намек на присутствие таких же в ком-то еще стерпеть ей было не по силам. Необходимо поскорее понять, какие пустые страсти владеют этим водселем, грубо выволочь их на свет божий, прежде чем у него появится хотя бы шанс изнурить ее нудными попытками подступиться к их описанию.
Иссерли до ужаса как хотелось уколоть его, поскорее покончить со всем, однако она знала, это дурной знак, показывающий, что ей грозит опасность напортачить, совершить поступок решительно глупый, не многим, быть может, отличающийся от тех, коих следует ожидать от людей наподобие Амлиса Весса. А скатываться на его уровень ей нельзя, это вопрос профессиональной и личной гордости.
И потому:
— Скажите, — подделывая живой интерес, спросила Иссерли, — какую работу вы надеялись у них получить?
— Я немного занимаюсь ландшафтным проектированием, просто чтобы продержаться до времени на плаву, — ответил стопщик. — Настоящая моя профессия нынче, что называется, не в ходу.
— И что же это за профессия?
— Я развожу собак.
— Собак?
— Чистопородных. В основном, борзых и работающих по следу гончих, хотя в… в последние несколько лет занимался еще мастиффами и терьерами. Но только crème-de-la-crème[3], если вы понимаете, о чем я. Чемпионами породы.