Нано вытягивает шею, кроваво сплевывает на асфальт последний зуб.
– Я тоже врал, – сознается Пин. – Я не собираюсь становиться Главой Города.
И передразнивает:
– Уж извини.
К каркающему смеху Нано никак не привыкнуть. Пин вытягивает из костра уцелевшую ветку, задумчиво ворошит комбинезон, разбрасывая искры.
– Может, нам не обязательно таскать на себе столько защиты? – спрашивает он, глядя, как ткань начинает плавиться, словно пластик. – Должен же быть какой-то облегченный вариант.
– Придумай, – подбадривает Нано. – Придумай такую, от которой избавляться не захочется.
– Ладно, придумаю.
Сложно сдержать слово, если обещал не прощаться.
У Пина горечь во рту то ли от едкого дыма, просочившегося сквозь фильтры, то ли от чего-то менее очевидного. Песчаный оползень покрыл сапоги тонким рыжим слоем. После жара костра лучи красного солнца не так обжигают, да и налегке идти гораздо проще. Если мерить чисто физическими величинами.
Если верить учебникам по анатомии, без еды и воды Нано продержится около трех суток.
Если верить химикам Братства, у Нано в запасе дня полтора, чтобы надышаться.
Если верить радиочастотам, городские бульдозеры уже утром сравняют Институт с землей.
Если верить церкви, испытания Адом для Нано подходят к концу.
Если только верить.
И Пин верит. Пин искренне верит во все обещания и догмы. Исполненный решимости и оптимизма, он наконец-то уверен в своем предназначении и мысленно рисует себе планы на годы вперед, пока возвращается через пустырь в родной Город – в пристанище выживших, в крепость, защищенную оградами, фильтрами, законом и правилами. В по-настоящему безопасное место.
А закатное солнце слепит его глаза карминовым светом.
The Конец.
3.1 Габ ничего не понимает в искусстве
Пятнадцать ноль-ноль – время обхода. Взяв планшет и табель, Габ выходит во двор Завода и оглядывает залитый светом асфальт.
Территория Завода огромна. Даже если смотреть сквозь стены корпуса, взгляда не хватит упереться в плиты забора, они так и останутся за линией горизонта. Участок, вверенный Габу, гораздо меньше: административные корпуса, столовая, парковка на двадцать экипажей. И треклятый участок забора, отсекающий Завод от жилых кварталов.
Назаборная живопись существует, сколько Габ себя помнит. Начинать день со звонка в Отдел чистоты уже стало привычкой, для рабочих не приходится проводить инструктаж, только указать изрисованный участок. Обычно террористы Братства расписывают забор только ночью, поэтому во время дневного обхода Габ не покидает периметр, за редким исключением, вроде вчерашней угрозы «Суки, вам это зачтется». Но это художество не в счет – лишь развлечение молодежи. Экспрессивность угрозы и размашистость черных мазков отражают скорее накипь эмоций, нежели гражданскую позицию, а неточность в передаче эмблемы выдает новичка с головой.
Впрочем, Габ ничего не понимает в искусстве.
Через три метра влево от центрального входа – кабина патрульного номер один. Патрульный на месте, как и положено. Габ козыряет служивому, направляясь дальше, к следующему посту. Пятнадцать ноль две.
В пятнадцать тридцать Габ поднимается по некрашеной бетонной лестнице на второй этаж административного корпуса. Инстинктивно задерживается возле информационного стенда, но ненадолго – новостей никаких, разве что уголок таблички «Снимать комбинезоны запрещается» загнулся, скоро ее заменят.
Ровно в пятнадцать тридцать три табель ложится на стол Полковнику.
– Все на месте? – спрашивает начальник. В табеле перед его носом все позиции отмечены, но Полковник переспрашивает, трет маску у подбородка и стучит по столу позолоченной шариковой ручкой.
Габ отвечает: «Да, босс».
Полковник по-генеральски размашисто подписывает табель, придвигает к себе настольные часы из резного дерева и выставляет в графе точное время. Пятнадцать тридцать пять, все по графику.
– Порядок – самое ценное в нашем угробленном мире, – изрекает Полковник, откинувшись на спинку кресла.
Вся эта демонстрация значимости предназначена не Габу. В кресле напротив Полковника сидит посетитель. Он сутулится и, закинув ногу на ногу, сжимает колено сцепленными в замок пальцами. На коленях – большая мешковатая сумка. На месте Полковника Габ не утруждал бы себя рисоваться перед такими людьми. Люди, одетые в комбинезоны, все похожи друг на друга, но гость Полковника давно не менял сумку и ботинки, истрепал их так, что кожаные перемычки испещрены трещинами, а пятна с покрытия уже вряд ли выведешь. Неряшливые люди вызывают у Габа презрение.