Пролог
Пролог
«Среди женщин, ни разу не спавших с мужчиной, больше проституток, чем среди тех, для кого это стало горьким куском хлеба»
(Эрих Мария Ремарк. Триумфальная арка).
«Война закончилась» - твердили заголовки военных сводок газет и радиоэфиров, а на телевизионных экранах неугомонно проносились ролики с победоносным оглавлением.
Праздные новости вселяли надежду, а триумфальное ликование вырывалось массивной волной из всех источников СМИ, обвивая шеи горожан навязчивой радостью.
Радостью того, что мы остались живы. Вместе с воспоминаниями и животрепещущим страхом, возникшим на фоне минувших событий.
Событий, при упоминании которых, стынет кровь в венах.
Событий, разделивших наши судьбы категоричной чертой на «до» и «после».
Событий, после которых жизнь представляется не более чем сплетением нелепейшего прозябания навеки потерянных людей.
Птицы покинули сухие ветви кустарника и с характерным свистом скольжения пернатых крыльев сквозь листья, вздымались вверх, навстречу бескрайнему небосводу и порывам ветра, отдавая себя в необъятные просторы матери природы.
В прошлом я бы не обратила внимания на столь малозначительный для обыденного мира звук и продолжила идти к месту встречи. Но жизнь перестала быть обычной со дня, когда город впервые подвергся авианалёту.
Несколько истребителей, внезапно образовавшихся в небе посреди мирного солнечного дня, устрашающе лавировали над кронами деревьев и крышами многоэтажек. По приказу свыше они парили над местностью, предав огню всё находящееся под собой, тем самым выгравировав в памяти людей знаменательную дату, что расколола надвое воспоминания каждого из нас. Когда истребители стихли, в ход пошли снаряды, запускаемые подтянутыми заранее к окраинам города реактивными системами залпового огня или, проще говоря, старых металлических машин-убийц, оставшихся со времён прошлой войны.
Никто не объявил тревогу: не завыли сирены, не прервались эфиры ради чрезвычайной новости - ничего не было. Люди думали, что надвигающаяся проказа обойдёт стороной тихий, ничем не примечательный, город.
По крайней мере, нам до последнего вбивали в головы столь смутное предположение.
Свистящие над головой снаряды, через пару секунд разрывающиеся в нескольких улицах поодаль, жестоко опровергали данную теорию.
В такие моменты человек не имеет малейшего понятия - будет ли испытывать столь простое счастье как жизнь или падёт замертво, не страдая от разрывающих тело болей в последние часы, доставляя хлопоты остальным потугами ухватить костлявую прямо за глотку.
Когда жизнь зависит от траектории полёта снаряда, и он проносится, шурша над головой, то ничего не остаётся как всецело поддаться неконтролируемому животному страху, ожидая с замиранием сердца ощутить мощный звук приземления.
И если звук услышан - жизнь, на некоторое время, спасена.
Влёт птиц за спиной отдалённо похож на свист пролетающего рядом ребёнка машины-убийцы.
После войны обостряется слух и любой внезапный шум, образовавшийся в приближённом радиусе, автоматически воспринимается как угроза, после чего мозг инстинктивно начинает искать укрытие.
С тех пор я не переношу резкие звуки.
Когда до воспалённого разума дошло понимание, что опасности нет, я спокойно вздохнула и, отряхнув пыль с колен, ускорилась в шаге.
Это уже третье опоздание за неделю и Ребекка не одобрит проявленную вольность, начиная из вредности подсылать ко мне особых клиентов, не распределяя их поровну между остальными девушками. В силу своего авторитета, естественно.
Лёгкий осенний ветерок с нотками едва уловимой прохлады трепетал переливающиеся в солнечных лучах пожелтевшие листья. В этом году золотая осень спешила принять свои права раньше установленного природой времени.
Но где бы я ни пребывала: будь то бар на окраине города; магазин, расположенный в спальном районе или общественный транспорт - всюду находились такие люди, любящие публично сетовать не только на неконтролируемый рост цен в течение дня и политические известия, но и на погоду.
Люди вообще очень часто жалуются.
Слишком.
Они забыли о настоящих проблемах, утопив себя в бесконечной ругани, подсознательно проникшись наивной скорбью к самому себе.
Они думают, им везде что-то должны.
Вечно.
Поэтому, отупевая от собственной жалости и мыслей, что везде помогут и подскажут, люди стали теми, в каком свете представляют миру обременённые проблемами тела.
Равнодушные, истеричные и, при этом, до жути наивные.