Серая рубашка еще больше распахнулась у Дмитрия на груди — он все время застегивал и расстегивал пуговицу и теперь не замечал, что та выскочила из петли. Мощная шея колонной поднималась вверх, и сбоку Альфие было заметно, как билась кровь в сонной артерии в такт пульсовой волне. Если Володя был этакий опытный крепышок-боровичок, то Сурин в сравнении с ним выглядел прямо Давидом. Молодые серые глаза в ободке темных ресниц смотрели на Альфию одновременно возмущенно и непонимающе.
«Или дурак, — мелькнуло у Альфии. — Впрочем, почему Давиду нельзя оказаться дураком?»
Она встала и подошла к уже знакомому Сурину шкафу. На этот раз достала толстенный учебник.
— Найди раздел «симуляция и аггравация». А также почитай «истерию» на досуге.
— Это не истерия. У нее положительный симптом Щеткина — Блюмберга. И перкуторный звук притуплен справа в подвздошной области.
Так он еще и настаивает!
— Что у нее притуплено? — Альфия нарочно скроила самую противную рожу, какую могла.
— Перкуторный звук…. — Дима характерно постучал средним пальцем правой руки по среднему пальцу вытянутой левой кисти.
— А-а-а…
Альфия снова опустила голову и попыталась читать.
Дима некоторое время помолчал, потом походил по комнате и опять подошел вплотную к ее столу.
— Что, у больных вашего профиля не бывает хирургической патологии?
— Ты что, уже прочитал все, что я тебе дала?
Альфия не знала, отчитать его или засмеяться. Вот ведь упрямец! Какой настырный, стоит на своем! Другой бы давно увял и уткнулся в книжку. И опять ее взгляд упал на металлическую змейку, желтым язычком выступавшую из-под ремня джинсов.
«А что бы он подумал, если бы я сейчас вдруг протянула руку и расстегнула молнию?» — она мысленно фыркнула.
Глаза ее искрились смехом, но Сурин не замечал этого. Он видел перед собой лишь хрупкую девушку с заломленными руками, как сломанные крылья ангела.
— Ну надо же хоть анализ крови сделать! — Он тупо стоял на своем, не понимая, откуда берется у Альфии ее равнодушие. Но он был готов упорствовать до конца.
«Что он прицепился к этой Полежаевой? Хочет доказать, что не глупее меня?» — почувствовала раздражение Альфия.
— Какой анализ крови в четыре часа дня? Лаборатория работает до двух. — Альфия, еще желая перевести все в шутку, надула обе щеки, как барабан, и со смешным хлопком сдула их.
Нинель открыла дверь своим ключом и просунула в щель очкастую голову:
— Там к новенькой больной, что из Санкт-Петербурга, муж просится. Пустить?
— Пусти.
Голова Нинель скрылась.
— Но должна же быть в больнице дежурная лаборантка! — не унимался Дима.
Альфия пристально на него посмотрела.
— Должна. А чего ты так волнуешься?
Он опустил глаза.
— Хирургическую патологию боюсь пропустить.
Альфия подумала: «Какой неугомонный, он еще со мной спорит!» Ей стало совсем смешно.
— Ну, ладно, волнительный мой, пошли посмотрим твой симптом Щеткина — Блюмберга!
Она подмигнула Диме, встала из-за стола и, легко повиливая бедрами, двинулась из кабинета.
Таня
— Я не могу поверить, что этот приступ случился с тобой просто так, без всякой причины.
Давыдов сидел в затемненной комнате рядом с женой и держал ее за руку. Таня молчала.
— Скажи, ты, наверное, все-таки употребляла наш опытный образец? Ну, сознайся! Об этом нужно обязательно сказать врачу.
«Опытный образец? Что такое опытный образец? — Таня напряглась. — Это из далекой чужой жизни. Разве та жизнь имеет к ней какое-то отношение?»
Давыдов помолчал. Тане стало неудобно лежать на спине. Она шевельнулась, с трудом повернулась на бок. Давыдов с ужасом наблюдал за ней. Начать ее трясти, орать ей в самое ухо? Сделать что-нибудь ненужное, пусть глупое, даже болезненное, лишь бы вывести ее из состояния этой безучастной дремоты! Он наклонился к самому лицу жены, зашептал:
— Ну, что ты запираешься? Строишь из себя героиню?
Таня только закрыла глаза.