Этажом ниже тренировались двое, и эти метки, попеременно мелькавшие на обнаженных спинах, я, кажется, смогла бы нарисовать закрытыми глазами. Пара Драконов тренировалась на заре с копьями, словно танцуя с опасным оружием. Взмахи, неторопливые атаки, уход от удара. Отец и сын не обменивались репликами — они просто продолжали свою пляску, двигаясь гибко, подобно потокам воды, как колышущиеся стебли трав. Наблюдая за ними, я не могла не улыбаться — губы сами растягивались, а в груди трепетало от счастья. Время потеряло счёт, пока неприятный кашель, резанувший слух, не ударил словно обухом.
Прервался танец и внизу — Хальвадор, упавший на колени прямо на камень, сложился пополам. Судороги свели его грудь, а присевший рядом Маэрор делал всё, чтобы облегчить отпрыску боль.
Воздух в хрипом вырывается из груди и режет чужое горло… а я чувствовала, будто моё сердце останавливается, прислушиваясь к этому страшному звуку. Новый хриплый вздох… и я до боли закусила ладонь, только бы не заплакать от одного этого звука…
— Всё хорошо, — в голосе разлились парня тепло и боль. Кашель стал реже, но всё равно не торопился уходить.
— Мы немного переусердствовали, — Маэрор словно подсказал сыну причину прекращения тренировки, и тот с улыбкой согласился.
Пока малец перебирался на скамью, Князь собрал брошенное оружие и присел рядом, начав какую-то тихую беседу, принесшую улыбку Хальвадору… и мне, в очередной раз доказав, что я могу любоваться ими вечно.
Но как только Князь резко встал — я ещё не видела слуги, который шёл к нему, но чувствовала, что рядом со мной колыхнулась магическая завеса, волной неторопливо катящаяся внизу. Отвлекся и Хальвадор, но на его лице было удивление, а не ледяная ярость, как у его отца. Потеряв бдительность, я вышла из укрытия, посмотрев с балкона вниз. — В поклоне перед Светлейшим застыл слуга, а следом за ним как на парусах подкатил какой-то мужчина, от которого явно исходила магическая сила, которую я засекла ранее. Я не услышала начала разговора, но резкие нотки в голосе Маэрора хлестнули меня.
— … что ты здесь забыл?.. — прогремел нелий, еле сдерживая гнев.
— Мне нельзя повидаться с внуком?.. — ирония, обида и грусть, но они пролетели мимо меня, не задев. Почему-то мне это казалось фальшью, хоть таковой и не было.
— Ты прекрасно… — фразу Маэрора оборвало огорченное «О!» его отпрыска, взгляд которого был направлен прямо на меня. Я, успевшая вцепиться в перила балкона, отступила назад, получив в ответ двойной взгляд — от Князя и его гостя, лик которого меня заинтересовал — он казался мне очень знакомым, пусть даже на нём и была иная татуировка-рисунок на правой части лица — она была выполнена мутно-зелёной краской, но не потеряла четкости. Плетение волос — как у Дракона, тёплые глаза и ласковый голос.
— Фарэ! — восторженно улыбнулся мне гость.
— Рита! — в голос Светлейшего вернулся гнев. — В комнату! Живо! Живо!
Последнее из услышанного походило на пинок под пятую точку. Боясь, хоть и без, кажется, видимой причины, что гнев станет ещё более невыносимым, я сорвалась с места, убегая туда, куда и просили. И ноги сами меня в ужасе несли, хотя я и не думала слушаться.
Захлопнув дверь в комнату, я хотела уже было осесть на пол, чтобы облегчить себя просящимися слезами, но тут увидела, что в комнате я не одна — у стола, присев на подушку, гладил проснувшегося щенка тот же самый нелий, которого я видела во внутреннем дворе. Те же одежды, та же татуировка в пол-лица, но без магической завесы.
— Дэйора́р! — хрипло позвала я, с тоской ожидая взгляда бледно-зелёных глаз в окружении морщинок.
Ожидаемый взор встретил меня теплотой и лаской. Всхлипнув, я бросилась в объятия нелия, уткнувшись в грудь и крепко вцепившись пальцами в его одежду. Громко заревев, я не сходила с места, даже когда меня успокаивающе обняли и погладили по волосам.
— Дэ́йо! Я… я… я так испугалась!
— Ну, перестань, милая! Я тут, поэтому не стоит больше так убиваться! — широкие ладони отняли моё лицо от промокшей от слёз одежды, а большие пальцы стерли широкую солёную дорожку.
— Я так хотела увезти Хали! Правда, хотела! Но у меня не получилось! — мои губы дрожали, а слова лились потоком бо́льшим, чем струящиеся слезы. — Мы не успели убежать! Я не успела! Я ничего не успела сделать!