В темноте соседних комнат все экспонаты лишены красок. Здесь предметы народного быта: грубо сделанные орудия труда — соха, ткацкий станок (одна рама) — и плетенные из бамбука корзинки, блюда, циновки…
На втором этаже — два огромных зала, высоких и светлых. В первом на стенах во весь рост писанные маслом портреты своих и чужих властелинов. На большом полотне — охота со слонами на тигра, развлечение, доступное только власть имущим. Вот они сидят в безопасности на спинах слонов в расписных домиках, а слоны пробираются в зарослях травы выше их роста. Один слон ухватил хоботом тигра и поднял его высоко в воздух, сейчас грохнет оземь…
Посередине зала — ряд витрин с подарками Махендре от иностранцев. Здесь есть и наши российские: фигурки из кости, хохломские глиняные фигурки и тонко расписанные палехские шкатулки.
Во втором зале посередине тоже стоят витрины. Здесь без всякой системы лежат пропылившиеся ордена воинской и гражданской славы, трофейные и подаренные, а также образцы непальских орденов. Каких только орденов здесь нет! От скромных, железных, до драгоценных, бриллиантовых: непальские, французские, русские, английские, немецкие, индийские и другие. Среди украшений есть головной убор махараджадхираджа с огромным султаном из нежных белых перьев.
В простенках между окнами — опять портреты непальских раджей, разодетых в яркие и тяжелые от обилия украшений одежды. Парча, бархат, мех… Я долго смотрела на портрет Притхви Нарайян Шаха. Основатель Непала! Завоеватель. Человек, который жил двести лет назад. Облик его, если верить художнику, довольно обыкновенный, только взгляд недобрый, жесткий.
На противоположной стороне, вдоль всего зала, в несколько рядов размещены на подставках и на полу чучела зверей и птиц, которые водятся в Непале. Это явно неполное собрание экспонатов все же дает представление о богатой фауне Непала. Здесь огромные головы носорогов, буйволов, яков; чучела мощных оленей с массивными ветвистыми рогами и изящных пятнистых оленей с рогами легкими и разные козлы, кабаны… Тигры, леопарды, рыси, волки, шакалы, медведи гималайские, медведи бурые, обезьяны длиннохвостые серые и обезьяны обычные рыжеватые; гигантский питон, как бревно, растянулся среди облезающих чучел. А сколько здесь разных грызунов! А птиц! Одних попугаев больше десятка. Совы, орлы, фазаны, куропатки, дикие курочки, утки и множество мелких птичек. Жаль только, что многие из них уже теряют перья…
В особой небольшой пристройке в начале этого зала находятся фигуры царственных особ, неудачное подобие восковых фигур английского музея. Ни домашняя обстановка, ни затененное освещение не придали живости манекенам с лицами Трибхувана, Махендры и махарани Ратны.
Еще один зал с подарками Махендре. Вышивки, резьба по дереву, национальная одежда, оружие и картины. На самом видном месте висит картина китайского художника: Чжоу Эньлай рядом с Махендрой. Дружба не менее чем на 10 000 лет!
В зале третьего этажа — оружие: непальское и — главным образом — английское. Из непальского здесь сабли, пики, корги — нечто среднее между топором и палицей, какое-то колющее оружие клинообразной формы, какие-то диски с зубцами, назначение которых нам трудно понять, и кхукри — изогнутые широкие ножи. Стены нескольких залов увешаны английскими саблями и ружьями. Все одно и то же. И на полу в козлах стоят те же ружья. А вот тут что-то вроде пулемета с тонким длинным стволом. Вот и все, с чем воевали в англо-непальскую войну. Но оружия так много, кажется, что здесь собраны все трофеи.
Свайямбхунатх
После музея мы поехали в Свайямбхунатх. Он был уже недалеко.
Сначала мы попытались объехать кругом холм, на котором стоят храмы, но уже скоро у его подножия на восточной стороне мы остановились. Длинная каменная лестница взбирается к храмам Свайямбхунатха на вершину холма по прямой. У начала ее с обеих сторон сидят одинаковые громадные каменные статуи Будды на скрещенных ногах. Правая, непропорционально большая рука статуи покоится на колене, левая согнута в локте, ладонь лодочкой кверху — под грудью. Не то Будда просит подаяния, не то с улыбкой приглашает сесть? Мне больше нравится второе, и я забралась на ладонь Будды, чтобы сфотографироваться. Надо сказать, что непальцы вполне терпимо относятся к такому панибратскому отношению к их божествам.
С другой стороны холма мы тоже наткнулись на каменную лестницу, ее позеленевшие от моха и плесени ступени винтообразно поднимаются вверх по холму среди деревьев.
Тишина. Полумрак. Полупрохлада. По неровным каменным ступеням, подпрыгивая, спускаются босые непальцы. Листва деревьев сотрясается от возни обезьян. Воздух насыщен ароматами далеко не благовонными. Решаем, что лучше часть подъема проделать на машине. Для этого есть третья дорога.
Машина остановилась на ровной площадке, приблизительно на половине высоты холма. Дальше холм поднимается круче, среди узловатых деревьев без нижних ветвей вьются узкие ступени. Земля под деревьями словно вытоптана, ни травинки. Но что-то шевелится на ней? Серые комочки катятся вниз, посвистывают, постанывают…
Да это обезьяны. Как их много! Большие и маленькие. Недалеко от нас самец заботливо перебирает шерстку на спине самки. Другая обезьяна что-то кладет себе в рот совсем так, как это делают люди. Вдруг все обезьяны вскочили и мгновенно оказались на дереве… Что взбредет им на ум в следующее мгновение? Вспоминаем недавно услышанное: обезьяны иногда нападают на людей, могут укусить. Мы смотрим с опаской на этих зверюшек с желтыми бегающими глазами, но они на нас не обращают никакого внимания.
— Ах-ах-ах! — кричит худенькая маленькая женщина. Моментально к ней сбегаются обезьяны и цепкими лапками хватают с протянутой ладони зерна кукурузы. Дерутся, пытаются вспрыгнуть женщине на плечи. Убедившись, что все съедено, не спеша удаляются, только две юные, почти без шерсти, поджарые обезьянки долго еще забавляют зрителей своими проказами и обезьяньей акробатикой.
Последние, особенно трудные ступени, маленькие каменные воротца — и вот мы. на ровной площадке. Здесь тесно. В кольце обыкновенных трех-четырехэтажных домов, за которыми простирается ярко-голубое небо, все застроено странными для нас сооружениями невиданной формы и непонятного назначения. Необходимо время, чтобы воспринять то, что ты видишь. Смотреть трудно: кругом пестрота, все сверкает. Сверкает и медь, и позолота, и белые части сооружений — все излучает колючий свет.
В центре площади — ступа. Белая полусфера покоится в окружении «часовенок», храмиков, чайтьев[20], навесов.
На верху ступы — квадратная золоченая башня, на все стороны с нее смотрят вытянутыми по вертикали зрачками всевидящие глаза Будды. Башню венчает ступенчатая пирамида с зонтом и шпилем. Колышутся выгоревшая шелковая оборка и маленькие серебряные колокольчики… У основания ступы на каменной стене черная решетка с завитушками, в которой один возле другого вертикально установлены медные молитвенные цилиндры. На их почерневших боках — выпуклые изречения на санскрите. Кроме того, и внутри цилиндров находятся пачки листков с текстами молитв. Если покрутить цилиндр, то избавляешь себя от необходимости произносить эти молитвы вслух. Идут мимо цилиндров по направлению часовой стрелки непальцы и неторопливо правой рукой (правая рука не предназначена для очищения тела) приводят их во вращение, не пропуская ни одного. Значит много, много раз они возносят Будде восхваления и молитвы. Чем больше, тем лучше. «Ом мани падме хум!»[21]
Слева от ступы целое сборище тесно прижавшихся друг к другу серых чайтьев. Большинство из них похожи на пирамидки, собранные из колец и поставленные на куб, другие напоминают подсвечники. Впереди них, повернувшись углом и наклонившись к ступе, стоит совсем игрушечный индуистский храм-пагода с двухъярусной золоченой крышей. Все кругом бело-серое, а он коричнево-золотой. Все вокруг воспевает Будду, а он — какое-то из воплощений Шивы. Этот храм очень уважают, вот и сейчас возле него несколько человек ожидают своей очереди. Хотя немного требуется времени для воздания почестей божеству, которое там обитает, но в чреве храмика трудно поместиться и троим.
20
Чайтья — сооружение религиозного назначения небольших размеров с высоким квадратным постаментом и конусообразной надстройкой.