Ступа находится в кольце домов. Низ домов — сплошные лавки, в основном набитые товарами тибетского происхождения (сапоги, меховые треухи, шерстяные пояса, чесуча, фарфоровые пиалы и изделия из серебра и бронзы). Здесь фигурки богов, маски, разные сосуды, молитвенные цилиндры на палочках вроде погремушки (идет человек по своим делам и на ходу крутит цилиндрик, и летят ко всевышнему молитвы, выполняется заповедь: «Всегда думай о боге»), календари, имеющие вид медалей, которыми непонятно как пользоваться, коробочки для талисманов и украшения, украшения… В дальнем углу этого двора вход в просторный, но низкий и темный зал в сине-черных клубах дыма. На полу распростерлись бурые фигуры. В глубине зала на возвышении статуя Будды. Это буддийский храм.
Рядом выделяется своей светлой новой окраской и побелкой трехэтажный дом. Этот дом принадлежит представителю далай-ламы в Непале. По тропе, идущей из Тибета, к нему зимой и летом стекаются непальцы-горцы. Пришедший низко и почтительно поклонится со сложенными ладонями, остановившись у порога и сняв предварительно обувь. Он будет молча стоять, пока его не спросят, зачем он тут. Каждый пришелец приносит какие-то новости и какую-то дань.
Комнаты, в которых представитель далай-ламы принимает посетителей, все в дорогих тибетских коврах. Ковры на стенах, на диване, на скамьях, поставленных вдоль стен, и в несколько слоев на полу. В углу кровать под шелковым пологом, словно сложенная из мягких одеял и подушек от самого пола. Возле диванов и скамеек стоят низкие столики с перевернутыми пиалами. Завешанные шелковыми занавесками маленькие окна пропускают немного воздуха. В комнате полумрак, прохлада, тишина и устоявшийся запах ладана, меховых шкурок и пыли.
Хозяин дома, полный тибетец с лоснящимся благодушно-хитроватым лицом, не являет собой пример человека, ревностно стремящегося к нирване ни по виду, ни по поведению. Его монголоидное без растительности лицо непроницаемо и спокойно, но не бесстрастно. Это отнюдь не икона и не аскет. Он постоянно интересуется жизнью непальской столицы, двора Махендры, всем, что происходит в других районах Непала и вокруг него: в Тибете, Китае, Сиккиме, Индии. Желания в нем не угасли, от самых маленьких житейских до весьма серьезных. Например, говорят, что он стремится к освобождению непальской буддийской общины от опеки тибетского далай-ламы, которым в настоящее время является совсем неопытный человек, почти ребенок. Если непальские буддисты получат право на самостоятельное управление, то далай-ламой, конечно, будет он, нынешний представитель из Лхасы. А сейчас он простодушно щупает материю вашего платья и спрашивает, где она куплена и почем. Предлагает купить у него кольцо с бирюзой… а то не надо ли вам ковер? Представитель самого высокого духовного наставника, как видим, не боится прикоснуться к презренному металлу. «Страдания», из которых, по буддийской философии, состоит вся жизнь, ему явно еще не надоели. На его лице написано довольство, он часто улыбается, хитро спрятав глазки, со вкусом пьет ароматный чай, часто меняет свои бурые— из натурального шелка и парчи — одежды с богатым узором. У него есть жена, дочь и внучка. На женщинах тоже нет никакого отпечатка отрешенности от земного мира. Дочь и внучка одеты не по-тибетски и не по-непальски. Дочь получила светское образование, говорит по-английски. В Непале она гостит у отца, а потом поедет путешествовать по Европе.
Представитель далай-ламы тоже говорит на английском, бывает на приемах, устраиваемых непальским правительством, и у иностранцев, и сам принимает гостей. Я уж не буду говорить о его участии в религиозных церемониях, сборах и прочих мероприятиях.
— Много ли буддистов в Непале? — спросили его.
— О, много. Больше пяти миллионов.
Это было сказано с гордостью, за которой чувствовалась и сила власти. Но как отнестись к этому числу? Индуисты считают, что буддизм в Непале слабеет и в настоящее время его приверженцы составляют не больше 10 % населения, т. е. около одного миллиона.
Но считал ли их кто-нибудь? Да и так ли уж различны эти две мирно сосуществующие религии? Основу обеих религий составляет учение о карме (воздаяние за все хорошие и плохие поступки человека в настоящей жизни и в предыдущих рождениях. Душа, по представлениям обеих религий, не умирает, а только меняет оболочку, в которую заключена, — тело человека или любого другого живого существа), о переселении душ и о путях спасения.
Главное различие этих религий заключается в том, что буддизм более демократичен, он никому не отказывает в возможности спасения души — ни радже, ни рабу, ни шудре, тогда как брахманизм, являющийся основой индуизма, низшим сословиям общества — шудре и рабам — не обещает спасения души в потустороннем мире, а при жизни не позволяет им даже приближаться к храмам и другим святыням.
Непальский же буддизм, в общем не разрушая, а поддерживая сословное (кастовое) деление общества, разрешает исповедовать буддизм всем. Мало того, причастность к буддизму всячески поощряется, а выполнение его предписаний облегчается. В непальском пантеоне буддийских богов кроме Будды есть еще много богов и божеств, перенесенных из индуизма и из местных ранних верований, они получили титул бодхисаттв, то есть божеств, которые за свои заслуги уже удостоились нирваны и могли бы в ней пребывать, но из человеколюбия остались с людьми на земле для облегчения им пути к спасению, пути в нирвану. Бодхисаттвы, став ярыми поборниками индуизма, борются с еретиками и потому часто имеют устрашающий вид. Непальский буддизм примыкает к ламаизму — одной из ветвей буддизма, и у него, например, по сравнению с бирманским буддизмом своя теория и практика по вопросу о путях к спасению. Здесь путь к спасению ведет не через аскетизм, а через действия прямо противоположные. Вот почему эти действия можно наблюдать не только на индуистских храмах, но и на буддийских ступах и чайтьях. Вот почему глава буддистов в Непале не аскет и буддисты здесь не только не убивают никакую живую тварь, даже комара (как это наблюдается, например, в Бирме), чтобы не погубить души человека, которая, может быть, вселилась в него, но даже приносят кровавые жертвы богам, например Дурге, Бхайраве и др. Это делают буддисты… а между тем Будда не требует кровавых жертв.
Сейчас мы пойдем осматривать эту великую буддийскую святыню, самую большую в Непале, — ступу Боднатх.
Священное место Боднатх существует, говорят, не меньше двух тысяч лет, за это время сама ступа не перестраивалась.
На ступу с четырех сторон ведут ступени. Забравшись по ним на полусферу, видишь, что она покоится на высоком основании, каждая ступень которого — платформа с двенадцатью углами, имеющая в плане фигуру квадрата с наложенным на него крестом. У основания ступа обнесена глухим каменным забором, в котором сделаны глубокие стрельчатые ниши, в них цветные изображения будд в позе лотоса[23] с разным положением рук и других богов индуистского пантеона, молитвенные цилиндры. Лестница, ведущая на ступу с западной стороны, украшена скульптурами каких-то знатных всадников. У основания лестницы с обеих сторон — пристройки, почти пустые и весьма запущенные. Здесь к вам обязательно подойдут бритоголовые монахи в бурых тогах и протянут свои черные чашки. Подайте милостыню. Здесь установлен почти метровой высоты молитвенный цилиндр. Можете его покрутить. Таких цилиндров не так уж много в Непале, пользуйтесь моментом, принесите богам миллионы раз заклинания или молитвы.
Мы полюбовались со ступы видом на долину Катманду, на горы, на окружающий ступу двор и снова обратились к ступе. Какие строгие глаза на башне, а вместо носа — вопросительный знак. Башня стоит на огромной полусфере, гладкой, как яйцо. Однако на полусфере есть украшения — целый пояс небольших стрельчатых ниш. В каждой нише — фигурка… или две.
Один — это Будда, или бодхисаттва. Две фигурки демонстрируют тантристский путь спасения. Будда в объятиях своей шакти (женское божество). У буддистов шакти называют Тарой или Бхагавани, а у индуистов по-другому, но суть остается одинаковой.
23
Поза лотоса — одно из основных положений тела в упражнениях йогов; поза сидячая, ноги скрещены.