Машина едет среди домов, старых, типично непальских. Красный кирпич, почерневшая деревянная резьба оконных решеток, балок, подкосов.
Еще поворот. Короткая улочка кишит народом. Дорога упирается в стену. Нет, это ворота. Главный вход в храм Пашупатинатх. Железные решетчатые ворота находятся между двух римских колонн, а над ними сложное нагромождение: галерея на тонких колоннах, золоченая крыша с загнутыми углами, на которой три колокола, перевернутых вниз, со шпилями из приплюснутых шаров. Стена по сторонам ворот и над воротами украшена лепкой: луна, солнце, чудовища, божества, переплетение змей. Без змей никак нельзя: змея в Непале — тоже предмет поклонения. Выше всех изображен сам Шива на лоне природы: снежные горы, луг, корова, речка…
Ворота охраняют два каменных льва и живой полицейский. Огромные львы с лапами-бревнами в ярости оскалили ряды треугольных зубов и выкатили глаза. У полицейского же вид вполне домашний до тех пор, пока он не завидел иностранцев, в данном случае нас. Он решительно преградил нам дорогу и показал надпись на двух языках — непали и английском, которая гласит, что храм этот только для индуистов. Всем «нечистым» вход запрещен во избежание осквернения храма. Несколько лет тому назад было сделано исключение для какого-то высокого иностранного гостя, ему показали храм, а на другой день весь храм мыли молоком. Сами понимаете — «удовольствие» не дешевое!
Через ворота на храм смотреть можно. Во дворе храма стоит бородатый козел с завитыми по спирали рогами, он жует и смотрит на вас наглыми глазами. Две черные запаршивевшие собаки лежат в тени, как дохлые. Обезьяны сидят недалеко от входа и подбирают, что-то с земли. Одна обезьяна спустилась со стены и не спеша забралась внутрь «часовенки». В углу двора отчаянно скандалят крупные желторотые птицы. Животные не относятся к «нечистым». Только иностранец не может переступить порога ворот. Храм совсем недалеко, но… его загораживает огромный зад позолоченного быка. Это Нанди — любимое животное Шивы, на котором он путешествует. Верно, бык платит Шиве взаимностью, преклонился перед окованными серебром дверями храма и, таким образом, встречает всех других поклонников Шивы задом, где мастер подчеркнул все его бычьи прелести и для лучшего обозрения их отвел в сторону хвост.
Налюбовавшись задом быка и воротами, мы пошли на берег реки в обход храма.
Булыжная мостовая спускается вниз. Слева у кирпичной стены сохнут поленницы коротких искривленных дровишек — не то корневища, не то пеньки каких-то деревьев. «Для погребальных костров» — догадываемся мы. Не сразу заметили на них обезьян. «Ой! Ой!» — послышалось рядом. Я увидела обезьянку с украденным белым узелком: она ловко взбиралась на стену, а сухонькая, босая непалка бросала ей вслед щепки.
Справа обширная галерея с черными деревянными столбами огибает группу монолитных конусообразных ступ, поставленных на общую высокую платформу. На галерее — веревки, подстилки, узелки, пепелища от костров… На нас смотрит много глаз, и вот мы уже в окружении целой толпы людей. Голые и полуголые, грязные донельзя ребятишки, женщины, такие растрепанные, что кажется, будто это сделано нарочно, старики, завернутые в серые тряпки. Все они, тесня друг друга, тянут к нам руки и кричат: «Пайса, пайса! Бакшиш, бакшиш!»
Еще немного — и мы на берегу Багмати. Река появляется из-за крутого поворота в глубоком ущелье, и кажется, что она выбивается из-под слоеной стены, ниспадающей в воду под крутым углом. В щелях и на выступах стены, изогнувшись, зацепились деревья. Скалы в кружевной тени листьев, зеленый бархат валунов у воды… Это единственное место, где скопилась тень и яркие краски. Все остальное, по крайней мере вблизи, серокаменное, облитое белым солнцем. Берегов реки здесь не видно, вода бежит по каменной «улице». И по i ногами у нас каменные плиты.
От ближайшего моста в гору поднимается широкая гранитная лестница. Над ней склонились узловатые ветки старых деревьев. По обеим сторонам лестницы — скопление серых построек, похожих на часовенки: одна над другой громоздятся их верхушки — каменные колокола. Слева на высоком уступе «часовенки» выстроились в длинный ряд вдоль реки, как на параде. Через арочные проемы видны гладкие столбики.
На берегу, где мы стоим, и вправо и влево тянутся галереи. Слева — галерея белая, приют паломников; за ней, поблескивая позолотой, поднимаются в гору к главному храму колокола и шпили. Справа — галерея мрачная, закопченная, перед ней в гранитные ступени врезаны круглые тумбы. Целый ряд. На четырех из них сейчас поднимается синий дымок над какими-то темными кучами…
В галереях находят себе приют садху[24] и простые паломники, облезлые собаки и священные коровы. И здесь вьются дымки маленьких костров, болтаются на веревках засаленные, дырявые подстилки, пахнет навозом и чем-то паленым. Кругом запустение… и вдруг слышится медное: там-мм! Кто-то вопрошает о своем счастье. (Это здесь-то!)
Зашли на мост. Ничего подобного я не видела раньше. Какое царство серого камня! Тяжелое, страшное, равнодушное… Как оно внушительно! Каким мрачным духом все пропитано здесь! Эти всюду торчащие колокола выразительно говорят: нам нет никакого дела до суеты людей. Мы вечны… да, здесь только мы вечны!
И этому нельзя не верить. Вон как покорны люди… и этот прозрачный сладковатый дым…
Жарко. Тяжело подниматься. Специальная смотровая площадка устроена высоко на горе, напротив главного храма Пашупатинатх, выше его золоченой двухъярусной крыши. Храм не очень высок. На севере гора, а на юге и на западе постройки загораживают его. Но отсюда, с высокого берега Багмати, он виден весь.
Это типичный храм в стиле непальских пагод. Кирпичный куб и два сплюснутых «уличных старинных фонаря» на нем; верхний «фонарь» меньше нижнего, углы загнуты, на самом верху — перевернутые колокола со шпилями. Нестерпимо блестит на солнце позолота.
Со всех сторон открыты серебряные двери храма, в одни входят, в другие выходят люди. Все босиком. Индуисты, перед тем как войти в храм, снимают с себя все, что сделано из кожи.
Возле храма, под навесом, музыканты. До нас доносится мелодичная музыка. Чадят вокруг храма специфические благовония. Это не духи, о них не скажешь, что ими дышал бы не надышался. Нет, эти благовония пахнут тленом. К этому запаху примешивается чад масла из медных плошек, опоясывающих маленькие храмики, которые, как выводок цыплят, стоят возле главного храма.
Храмики и храмы поднимаются на гору, спускаются с горы, перешагнули через Багмати и здесь рассыпались по обеим сторонам длинной каменной лестницы. Сколько их! Храмы скрывают за узорчатыми решетками блаженные улыбки богов. Боги наслаждаются. Они созерцают лучший мир. Земные блага только жалкое подобие того мира… Но и они, смотри, как хороши! Сверкает солнце, сверкает священная Багмати, сверкает золото храмов. Неправдоподобно пышно цветут круглый год деревья, кусты, цветы. Птицы всякий день славят блаженный покой…
Но божества знают: более таинственное, чарующее… там. Там! Там! Там-мм-м! Слышите? Священные колокола дают тот же ответ. Можете и сами дернуть их за язык. Там-мм!
Непальцы зажигают перед божествами огонь, мажут их красной и желтой краской (от этого некоторые особо почитаемые божества совершенно потеряли форму), бросают перед ними рис и лепестки цветов. Красные, желтые, розовые, белые лепестки рассыпаны всюду, и всюду слышен их острый, усиленный увяданием аромат. И по воде плывут лепестки и делают неширокий и мелкий сейчас, перед муссоном, поток ее пестрым. Озорные обезьяны перебегают через поток туда-сюда, голые ребятишки плещутся в нем. На широких гранитных ступенях около воды женщины расчесывают мокрые волосы и переодеваются. Мускулистый мужчина с «фиговым листочком» из тряпки благоговейно обливается священной водой. А у другого берега в реке тщедушный коричневый садху присел на корточки и, не сняв с себя землистого рубища, поливает голову с длинными свалявшимися волосами и полощет речной водой рот, выбрасывая ее фонтаном. А вот из двора главного храма, подпрыгивая по крутым ступеням, спустились двое молодых людей в черных узких брюках, белоснежных рубашках, с блестящими волосами и босиком. Они деловито поболтали в воде только кончиками пальцев ног и пошли к выходу вдоль набережной, не обращая внимания на купающихся полуголых женщин.