Скоро мы повстречали чету крестьян, они были явно возбуждены, что с непальцами бывает очень редко. Эти крестьяне здесь в лесу пасут скот, и они тоже видели тигра. Я представила себя на их месте. Ведь они совсем беззащитны.
Дорога сделала поворот и стала подниматься в гору. Гора неожиданно круто спускалась прямо в озеро.
Красиво! Зеркальная гладь среди камышей в рамке кудрявых джунглей. На воде лодка и плот на бочках. «Малёк» — написано на лодке по-русски. Объяснений не надо. Приехали.
День провели прекрасно, хотя к середине дня в тени было больше тридцати градусов. Ловили рыбу, варили уху. Уха напоминала нашу уху, хотя рыба была не та — с острыми колючками и кусалась. А некоторые рыбки пищали и угрожающе ощеривались, когда их хотели взять в руки.
На обратном пути на просеке нас застал закат солнца. Сначала оно золотило верхушки деревьев, потом тушью вырисовывало причудливую сеть ветвей — на багряном фоне, потом несколько раз проглянуло карминными лучами между стволами деревьев и пропало. Небо сначала стало серым, а потом черным. Еще чернее были безмолвные джунгли, в которых наш джип небыстро пробирался вперед, касаясь боками кустов и травы. И мы все молчали, то ли устали, то ли чувствовали себя немножко виноватыми: задержались на озере дольше, чем было решено. Уж очень хорошо было возле озера после того, как солнце стало садиться.
Но все обошлось без приключений. Мы только много раз видели во тьме джунглей светящиеся глаза. Чьи они были, кто знает?
На выезде с просеки машину остановил вооруженный патруль. Нас спросили по-непальски, что мы везем. Нет ли с нами ружей или охотничьих трофеев? У нас ничего этого не было, и мы поехали дальше без задержки. Было даже приятно, что мы встретили живых людей.
А еще через полчаса мы были уже в другом мире, в Патлае. И джунгли уже не были властны над нами. Здесь люди смотрели кино, и репродуктор всей своей мощью обрушивался на зрителей по обе стороны экрана. Сегодня было очень много зрителей-непальцев, сидевших прямо на земле. Они бурно выражали свои чувства, одинаково радуясь и победе и поражению героев.
Нам было не до кино. Спать пора, завтра — в обратный путь, домой.
Тераи кончились. Дальше дорога уходила в Сиваликские горы — первую ступень Гималайского хребта. Под утренним солнцем эти массивные, отвесно поднимающие-г я над равниной горы были живописны и веселы. Гряда а грядой уходила к горизонту, каждая идеально раскрашенная в свой цвет. Местами нежнейшая сиреневатая дымка поднималась между грядами, тогда горы были полосатыми: кромка резких зубцов незаметно переходила в дымку и скрывалась за новыми зубцами. На ближних вершинах на фоне неба выделялись силуэты деревьев.
Дорога идет по краю обрыва, который спускается в белое русло реки. Противоположный берег поднимается отвесно, местами гладкой стеной, в других местах на склонах между грязно-белыми известковыми пролысинами клубится зелень деревьев.
Круче подъем. Над дорогой повисают скалы. Здесь в виде грота с сосульками, здесь в виде множества ромбов, тут — слоями, опрокинувшимися градусов на восемьдесят… А здесь гигантский валун под зеленой скатертью выпирает своим боком так, что невольно думаешь: «О, Вишну! Убереги и пронеси!»
По расселинам, рокоча и шипя, пробирается между валунами белая пена, обнимет большой валун и затем упадет с него стеклянной стеной. В тени огромных деревьев блестят, покрытые тонким зеленым «стеклом» камни. Далеко внизу шумит невидимая речка. Она, наверно, кипит, над ней, цепляясь за курчавые деревья, поднимаются и несутся в сторону густые белесо-серые клочья тумана. Вот они добрались до дороги, бегут по ней, лезут по скалам, устремляясь к небу, словно притягиваемые им.
Дорога врезается в туман. Выше и выше… Машина пыхтит, дышит с трудом. Впереди на повороте встречный автобус остановился, пропускает нас, здесь машинам не разъехаться.
Вдруг солнце скрылось. Пропыленное ватное небо сразу сделало все вокруг серым и зловещим. Близко перевал. На перевале мы вышли из машины. Здесь полагается отдохнуть и пообедать. Не так уж много мест на этой длинной дороге, где можно это сделать.
Здесь есть харчевня, шофер воспользуется ею. У нас же пища и питье с собой, мы постелили плед на маленькой площадке между валунами под огромным деревом с лакированными колючими листочками. Высота — почти три километра. Пустынно. Тихо и красиво.
Вокруг из серого тумана выступают отдельные деревья: гигантские и рукастые, почти все без верхушек. С «рук» клочьями спускаются лишайники, как будто это сгущенный туман зацепился за сучья и повис, не отрываясь от неба…
Однако туман пробирается и под фуфайки, начинаем дрожать. В машину садимся с удовольствием, в ней теплее. Теперь спуск, и повороты, повороты.
Вдруг на склоне горы появилось солнечное пятно — ярко-желтое. Туман расступается. Машина быстро спускается вниз. Вот уже и дорога под ярким солнцем, а рядом с нами, над обрывом, плывет двухсторонним мохнатым одеялом туча: серая снизу и золотистая сверху. Еще и еще повороты. Теперь каких-нибудь три тысячи поворотов — и мы дома.
Первенец индустриализации
В 1968 году мне представился случай жить в тераях около двух месяцев. Строительство завода сельскохозяйственных орудий подходило к концу — монтажники уступили место эксплуатационникам. Среди них не было термиста, и мне предложили на общественных началах поработать на заводе. И вот уже вместе с главным инженером строительства завода Леонидом Семеновичем Кравченко лечу в Симру. Там нас ждала машина, и минут через сорок мы были на месте, у дома Индра бхаван. Километрах в четырех от него, у дороги, стоит светлое здание с зубчатой стеклянной крышей. Это и есть завод сельскохозяйственных орудий.
— Хотите сегодня же посмотреть завод? — спросил меня Леонид Семенович.
— Да.
— Тогда после обеда поедем вместе. Я Вас представлю мистеру Сувалу, а завод покажу сам и с ребятами познакомлю. Да в столовой уже всех увидите. Кстати, сегодня будет не просто ужин, двоих специалистов провожаем в Москву.
Так я влилась в коллектив строителей. Для меня потекли совсем другие дни, не такие, как в Катманду. Наиболее интересные из них описаны в моем дневнике.
8 февраля. Мне предстоит жить в Индра бхаван, в том самом доме с кружевными галереями, который стоит на краю полей и где почти два года назад я провела ужасные сутки.
Теперь у меня другая комната, на втором этаже, очень узкая. Под высоченным потолком сильный вентилятор, две двери, одна напротив другой, позволяют устраивать сквозняк, кровать под сеткой, платяной шкаф, железные стол и стул, за занавеской полки, там термос и утюг. Но самое главное — у меня отдельный туалет, где кроме умывальника есть и душ. Вода, правда, не только из душа, но и из умывальника сначала льется прямо под ноги, а уж потом через дырку в стене по желобку стекает в сад. Желобков из стены выходит несколько, и таким образом деревья внизу ежедневно поливаются.
9 февраля. Уже три раза была на заводе. Познакомилась с нашими специалистами и с непальской администрацией: главным инженером Шрестхой и директором завода Сувалом. Мистер Сувал сказал, что приятно удивлен тем, что я инженер. Выразил желание присутствовать на моих лекциях по термообработке, которые я собираюсь читать для рабочих. Он по образованию геолог. Не так давно побывал в Москве, говорят, интересный человек.
Коллектив наших специалистов и рабочих небольшой, меня приняли хорошо.
10 февраля. Работа у меня на заводе самая разная, поскольку здесь организационный период. И проверка оборудования, и составление технологических карт и инструкций по технике безопасности, оснащение рабочих мест инструментом и материалами, термообработка небольших партий первой продукции, а главное — обучение работе термиста всего одного ученика — Николая Алексеевича. Мы с ним готовимся обучать группу непальцев, уже не за горами время, когда на заводе не будет русских. Но непальская администрация думает иначе. Рабочих никаких специальностей не готовят, а тех, которых наши специалисты по своей инициативе научили чему-то, недавно всех с завода уволили.