Вместе с махарани прибыли ее родственницы: полная флегматичная дама — жена брата Махендры, принца Гималаи, высокая, стройная дама, маленькая горбатенькая девушка, две рослые мужественного вида принцессы и другие высокопоставленные дамы. Зеленые мундиры с эполетами и без эполетов окаймляли эту группу самых знатных дам страны.
Дамы поднялись на второй этаж и миновали несколько пустых обветшалых залов. Зал, где разместилась выставка детских рисунков, был в глубине анфилады комнат. Здесь на стенах размещались рисунки, выполненные карандашом и красками на разной бумаге, обыкновенные рисунки неловких детских рук. Цветы, непальские дома, опять цветы, несколько абстрактных картинок и много контурных портретов махарани, на которых самой достоверной деталью были большие, темные очки.
Махарани действительно в обществе появлялась только в очках, которые скрывали ее красивые глаза. Иностранцам на ее лице не приходилось видеть улыбку, оно всегда было серьезно. Для этого у махарани, кажется, достаточно причин. Ее жизнь — жизнь птицы в золоченой клетке. Ведь каждое ее желание, каждое проявление воли находится под контролем. Она не может свободно общаться с людьми, не имеет права выходить или выезжать за пределы дворца по своему желанию, не имеет детей и обыкновенного женского счастья — любить и быть любимой. Разумеется, это мое личное мнение, может быть, оно идет вразрез с представлениями непальских женщин о любви, о привязанности…
Нынешняя махарани — вторая жена Махендры, родная сестра его первой жены, которая родила ему шестерых детей — трех принцев и трех принцесс — и умерла. Через два года после ее смерти состоялась свадьба Махендры с Ратной Раджья Лакшми. Выбор пал на Ратну, сестру жены, по обычаю. Кроме того, он был подтвержден расчетами астрологов, а потом закреплен серией свадебных церемоний.
Махарани в глазах двора и света должна быть достойной парой махараджадхираджу, должна поддерживать честь и славу двора. Для упрочения ее позиций Махендра пожаловал махарани титул — он был опубликован в газете 6 апреля 1968 года. Титул весьма внушительный: Свастишри Оджасви — Раджанья Маха Гауравамайя Трибхуван Праджатантра Шрипада Маха Юдхавала (Удальявала) Киртимайя Непал Шрипада Шри Шриман Махараджадхираджа Пата Раджни Бада Махарани Ратна Раджья Лакшми Деви Шах Сада Соубхагьяватипам.
Однако вернемся на выставку детских рисунков. Махарани кончила осмотр зала и во главе своей блестящей свиты спустилась вниз. От крыльца в сад до шатрового навеса, сделанного специально для этого дня, махарани шла по красному ковру. Под навесом с ней рядом встала полная родственница и стояла до конца церемонии неподвижная и безучастная.
Один за другим, цепочкой, к махарани стали подходить хрупкие мальчики и девочки, на вид пе больше десяти лет. Все они получали из рук самой «богини просвещения» подарок: перевязанный пакет, ракетку, мяч. Подарки получали дети, рисунки которых обратили на себя большее внимание, а также победители в спортивных состязаниях. Дети, не получившие подарка, были счастливы уже тем, что видели так близко своими глазами «богиню просвещения» и покровительницу искусств.
Ко дню рождения махарани иностранные посольства в Катманду получили маленькую брошюрку. На обложке в кружке — портрет махарани в темных очках. В брошюре содержатся биографические данные, относящиеся к юности Ратны; главным образом сообщается о том, где, когда и чему она училась. Прославляется ее «ум, доброта и красота, слившиеся гармонично». Эти же качества воспевают и поэты, брошюра кончается несколькими короткими, строк на восемь-десять, стихами. Богиню надо прославлять, надо ей поклоняться.
Кое-что о просвещении
В конце 1966 года одна из непальских газет не без гордости сообщила, что за последние пять лет грамотность населения в Непале поднялась с 2 до 7 %. Число начальных и средних школ возросло за это же время с 3688 до 5513. Что же, сдвиг произошел, и сдвиг большой. Он привел к тому, что в 1971 году начальную школу посещало уже около 40 % детей школьного возраста.
Мне хотелось посмотреть непальскую школу, но нигде поблизости не было ничего похожего на школу, ни по виду, ни по шуму, который у нас характерен для школ во время перемены. Правда, была зима, а в это время года, как мне потом объяснили, дети не ходят в школу, им в это время дома лучше.
А в русских школах разве зимой дети учатся? Ведь у вас теперь там снег и большой холод? — спросил меня директор колледжа Нарайян Бхаттараи. Он был удивлен, что именно зимой у нас учатся, а летом отдыхают.
Я тоже была удивлена, так как непальскую зиму воспринимала как наше хорошее лето. Вот уже третий месяц небо было чистое, голубое, солнце обливало все ярким светом и было в меру тепло, днем воздух нагревался до двадцати двух — двадцати пяти градусов Цельсия. Никакого ветерка. Тишь и покой. Мы днем одеваемся по-летнему. А непальцы кутаются в шерстяные свитеры и кофты (у кого они есть, конечно), в войлочные поддевки или хоть теплый шарф на шею намотают. Бедный люд, который круглый год обходится без обуви, закутывает голову и плечи широкими покрывалами, а то и пледами. Намерзнутся ночью, вот днем и отогреваются.
Как только солнце поднимается над ближайшими горами, непальцы открывают окна, выбрасывают на каменные заборы подстилки, располагаются на земле возле дома на солнышке. Тут стирают, чистят закопченные кастрюли, нянчат детей, шьют, поставив ручную швейную машину на землю и разбросав вокруг куски материи, плетут рогожи, наматывают основу для будущего полотна, ищут насекомых, просто курят или, ничего не делая, сидят и греются. Зимой почти вся жизнь непальцев проходит на улице. Здесь парикмахеры бреют и стригут, народные аптекари торгуют лекарствами, разложив их на земле, лекари на виду у всех натирают мазями больных… Можно увидеть и ребятишек лет шести-семи, которые учатся. Они садятся на солнышке, на приступке дверей своего дома, кладут на колени грифельную доску и с серьезнейшим видом пишут на ней.
Все это потому, что в помещениях теперь холодно. Под утро в январе — феврале температура воздуха приближается к нулю, цветы покрываются тонкой корочкой льда. А в домах непальцев отопления нет. Если уж кого-то очень одолевает холод, то в комнате на полу разводится маленький костер. Вечерами можно видеть, как через щели внутренней ставни окон просачивается белесый дым. После таких ночей детям трудно находиться в промозглой школе, которая тоже не отапливается.
Весной 1966 года мне представился первый случай побывать в школе. Мы были приглашены на торжественную церемонию передачи помещения бывших солдатских казарм в Катманду под школу.
Около трех часов дня во дворе будущей школы, под тентом на железных складных стульях, собрались сотни полторы людей. Непальские высшие чиновники в бело-черных костюмах и иностранцы из дипломатического корпуса: послы, советники, секретари.
— Неужели это настолько важная церемония, чтобы собирать здесь, у этого ветхого черного здания, столько занятых людей, весь цвет правительства? — недоумевала я. Я еще не привыкла к местным масштабам.
— Да, — ответили мне, — это важный акт и даже символический: казарма станет школой! А кроме того, здесь будет присутствовать сам махараджадхирадж Махендра.
Вскоре в сопровождении небольшой свиты и охраны действительно появился Махендра. Начались речи на непали. Затем все вслед за Махендрой двинулись осматривать новую школу.
Переступив порог, мы попали в темное помещение с низким потолком и земляным полом. Пространство слева кое-как загорожено бревнами. Поднимаемся по скрипучей лестнице на второй этаж. Там несколько полутемных, не вполне изолированных комнат. Глиняный пол, неоштукатуренные стены, квадратные незастекленные окошечки, нигде нет мебели. В дальней комнате на стенах размещается выставка детских рисунков на вырванных из тетрадей листках. Цветы, цветы, портреты Махендры и махарани в обязательных темных очках…