Приземлился Гончаров на свежевспаханном поле, подтянул парашют, аккуратно сложил его, чтобы не было пузырей, — он всё любил делать аккуратно. Зарыл парашют и задумался. Жаль было самолет — очень летучий, легкий в управлении, послушный и еще совсем новый…
Что с экипажем — неизвестно. В том, что все выпрыгнули, он был уверен, но уж очень велик разрыв во времени. Товарищи далеко, он один-одинёшенек…
Неподалеку слышалась стрельба. Гончаров стряхнул с себя оцепенение и побежал к лесу — в противоположную от стрельбы сторону. До леса было около километра. Он бежал, а его преследовал запах горелого. Оказалось, продолжала тлеть куртка. Добежав до опушки, он присел, потушил огонь, отдохнул немного и углубился в лес.
Сзади послышался лай собак, и он ускорил бег. Собаки всё ближе, слышны крики людей. Погоня! Больше всего Евгений боялся быть затравленным собаками. Уж лучше смерть от пули.
Опасность приближалась. На небольшой высоте над головой пролетал самолет. Звук его моторов заглушал лай собак. Далеко ли? Но тут — непредвиденное: самолет сбросил единственную бомбу (может быть, она у него зависла), бомба разорвалась позади беглеца и, странно, — лай собак и крики вожатых прекратились. Для большей безопасности он продолжал бежать. Только бы не догнали…
Путь ему пересекала шоссейная дорога. Гончаров залег в кустах, отдышался и стал осматриваться.
По дороге изредка проезжали автомашины. Прямо над головой взлетали самолеты — где-то рядом аэродром. По ту сторону шоссе — чистое поле. Начинается рассвет. Гончаров решил передневать в молодом ельнике у шоссе, так как другого укрытия поблизости не было.
Куртку и брюки он вывернул наизнанку искусственным мехом наверх — под цвет весенней почвы. Осмотрел оружие. Оказалось, что пистолет без обоймы, она потерялась. Вставил запасную, поставил пистолет на боевой взвод и замаскировался.
Обожженное лицо болело всё сильней. Кожа покрылась волдырями. Чувствовал, что поднялась температура. Но ни разу не застонал. Лежал, осматривался.
Совсем рядышком находилась зенитная батарея, около орудий возились немцы. С наступлением утра движение по шоссе стало более интенсивным. Автомашины двигались в сторону Берлина.
К вечеру летчика начало лихорадить, хотелось пить. Лицо еще больше распухло. Едва стемнело, Гончаров подполз к обочине и, улучив момент, пересек дорогу. Долго полз по пахоте, затем поднялся и побежал.
Четверо суток пробирался Гончаров к линии фронта. Ночью шел, а с наступлением рассвета выискивал укрытие и ждал темноты. Местами он шел в полный рост, местами пригнувшись. Делал короткие перебежки, а затем залегал, прислушивался. Иногда двигался ползком, стараясь быть незамеченным.
Какую силу воли, какое мужество нужно иметь, чтобы в таких нечеловеческих условиях так упорно стремиться к своим! За эти четверо суток во рту у него не было ни крохи, ни росинки. Впрочем, есть он всё равно не мог бы: распухший от ожогов рот не раскрывался.
На пятые сутки к вечеру он отчетливо услышал отдаленную стрельбу. Значит, линия фронта близко. Когда стемнело, вдали на фоне ночного неба зажглось зарево.
Еще днем Гончаров заметил впереди, километрах в трех, лесок. Добрался туда только к утру. Это оказался молодой соснячок — даже укрыться негде.
Фронт был почти рядом. С наступлением утра завязался ожесточенный бой. Нужно было искать укрытие понадежней, но сил больше не было. Нестерпимая боль во всем теле, полное истощение, слепота, одиночество и беспомощность довели Гончарова до крайнего отчаяния. Он решил покончить с собой, чтобы не попасть живым в руки врага. Но это была минутная слабость. Нет, надо бороться до конца. Рукояткой пистолета вырыл в рыхлой земле углубление, лег. В полузабытье воображение рисовало ему картины встречи с врагом и последней схватки. Вот немцы приближаются, окружают его. Впереди эсэсовец с выпученными глазами, в фуражке с высокой тульей и в длинной шинели. Его тянет на поводке огромная овчарка. «Нагнали всё же, проклятые…
О, сколько их! У меня даже патронов не хватит на всех. А один нужен для себя».
Для верности подпустить их поближе. Фашисты с овчаркой почти рядом. Гончаров выхватывает пистолет, прицеливается, нажимает спуск — выстрела не слышно. А эсэсовец рядом, уже слышно его тяжелое дыхание. Последнее средство — рукоятка пистолета. Он замахивается, а вместо пистолета в руках оказалась лопата с хорошо выточенной ручкой. Гончаров изо всех сил опускает лопату на голову фашиста. Взрыв!
…Гончаров очнулся, раздвинул руками веки глаз. Почти рядом взорвалась бомба и пролетел, удаляясь, сбросивший её самолет — штурмовик ИЛ-2.