Но вот многовековая мечта человечества осуществлена. Человек поднялся в воздух, он полетел. И способность летать стала в наше время явлением обыкновенным.
Ощущение первого полета запоминается на всю жизнь. Но полет полету — рознь. Летают пассажиры — одно ощущение. Зачастую, не замечая прелести полета, многие из них ощущают тяжесть, укачивание и прибегают к полету именно с практическим расчетом: он для них — средство быстрого передвижения.
Летают члены экипажа самолета. Люди, связавшие свою судьбу с воздушной стихией. Для них это рабочее место, как для других станок, рабочий кабинет. Не лишенные прекрасных ощущений полета, они, тем не менее, ко всему привыкают, как и каждый к своей работе. Работа их связана с риском полета, они мастера своего дела, в трудную минуту быстро реагируют и принимают своевременно решения, но в остальном они тоже пассажиры.
Только человек, управляющий самолетом, обладает возможностью в полной мере ощущать полет. По-настоящему чувствует полет тот, кто слился с машиной, перестав различать, где кончается он сам, где начинается машина. Сила и мощь машины становятся как бы его собственной силой, человек преображается, делается смелее, сильней.
В сентябре 1946 года я демобилизовался и уехал к Крым. Труден был резкий переход от активной деятельности к полному покою. Нужно было перестраиваться на новый лад, приспосабливаться к неторопливому ритму будней отставника.
Но прошлое не отпускало. Одно лишь воспоминание о каком-нибудь трагическом эпизоде болью отзывалось в сердце и порой кончалось вызовом «скорой помощи».
Разбрелись, разъехались боевые друзья по городам и селам страны, увлеклись мирными делами.
Шли годы. Заживали со временем душевные раны. Но чем больше отдалялись события военных лет, тем ярче вырисовывались они в памяти.
Появилась острая необходимость увидеться с кем-нибудь из боевых друзей или хотя бы завязать переписку. Захотелось хоть что-нибудь узнать о штурманах Рогозине и Кириллове, о своем бессменном стрелке-радисте Максимове.
К тому времени мы с женой переехали в Днепропетровск. Однажды в воскресный летний день отправились за покупками. На проспекте Карла Маркса меня кто-то окликнул: «Степан Иванович!»
Кто бы это мог быть? У меня в городе пока мало знакомых. Оглядываюсь. Моложавый подтянутый офицер в звании подполковника смотрит на меня, чуть склонив голову, и улыбается.
— Робуль! Володя, дорогой, сколько не виделись…
Рядом стояла его жена Лена.
Они проводили отпуск, путешествуя по югу на своей машине, и теперь возвращались домой. Так случайно мы встретились через четырнадцать лет.
Разумеется, мы все тотчас отправились ко мне — ведь надо было столько рассказать друг другу! Я не видел Володю с тех пор, как он не вернулся с боевого задания. А за это время много воды утекло. Много было пережито…
Володя продолжал служить. Он был специалистом по технике пилотирования и теории полетов. Обучал и проверял летный состав. Ему поручались ответственные экспериментальные полеты.
Он почти не изменился — та же пленительная улыбка, тот же юмор. Только следы ожогов на лице и на руках, да еще просвечивающая временами в глубине глаз грусть в странном сочетании с оживленным выражением лица — свидетельства пережитого.
В том последнем полете его подбили. Штурман и стрелок-радист были убиты в воздухе. Робуль выпрыгнул с парашютом, попал в лапы к фашистам и был брошен в лагерь для военнопленных. Пытался бежать — неудачно. Второй побег оказался более удачным. В январе 1946 года перешел линию фронта. Подлечившись в госпитале, вернулся в часть и еще успел сделать несколько боевых вылетов…
Володя Робуль помог мне найти многих однополчан. Он сообщил мне адрес штурмана Рогозина Георгия Михайловича. Уже одно известие, что Георгий Михайлович, о котором я ничего не знал с 1944 года, жив, принесло в наш дом много радости. Г. М. Рогозин еще долго служил в рядах Советской Армии. Летал на реактивных самолетах. Закончил службу в звании полковника в 1960 году.
Рогозин, которому я написал, откликнулся незамедлительно. Благодаря ему удалось связаться с Шароновым Василием Васильевичем, летавшим когда-то в экипаже Александра Краснухина, «доктором штурманских наук», как называли его у нас, ветераном полка. До 1957 года Василий Васильевич служил в армии, потом обосновался в Смоленске.
В 1968 году я получил письмо от стрелка-радиста Василия Алексеевича Максимова, бессменного члена моего экипажа. Я относился к нему почти как к сыну — когда мы познакомились, он был совсем молодым парнишкой.