– Убить выживших фашистов к чёртовой матери! – послышался откуда-то позади голос командира одного из наших отрядов. – Особо ретивым сначала стрелять в живот, чтоб помучились!
Я узнал этот голос абсолютно случайно, это был Крюк, командир отряда «Океан». Этот матёрый вояка самим своим внешним видом говорил, что он абсолютно безжалостен. О его бойцах я мог сказать то же самое – сам стал тому свидетелем. Они бегали по всему зданию и безо всяких угрызений совести пинали тела погибших, чтоб убедиться в том, что они действительно погибли, и раненых, а затем добивали последних. Старались делать это быстро, но если раненый пытался сопротивляться, то его сперва избивали, постоянно задавая вопросы: «Что, русских поубивать захотелось, падаль?!» и «Зачем ты на нашу землю пришёл, гадина иностранная?!». Это было приправлено потоком самых злостных ругательств, какие только мог выдумать солдатский разум. Я не стал долго смотреть на откровенные пытки – это было выше моих сил. Всё же во мне ещё была велика эмпатия к живым существам, какими бы ужасными они ни были. Не было ещё у меня привычки ко всем ужасам, что можно увидеть. Я встал у стены и решил отдышаться. Вокруг бегали солдаты, постоянно что-то кричали, а я пытался осознать себя. В помещении вокруг меня нетронутого места не нашлось – всё было посечено осколками, залито кровью, сломано и изорвано. Всё выглядело как-то чересчур чужеродно, словно я не своими глазами на всё смотрел.
– Военкор, с тобой всё хорошо? – спросил неожиданно появившийся рядом Ветер. – Если ранен, подойди к Кресту, военврачу, он поможет.
– Нет, нет, всё в порядке, – солгал я, пытаясь сфокусироваться на замыленной фигуре Ветра. – Продолжаю работу.
– Да всё уже, администрация наша. Перекур. Что-то ты совсем плох. Вот, выпей воды, полегчает.
Ветер услужливо предоставил мне свою флягу. Не пролив ни одной капли, я сделал четыре крупных глотка. Стало действительно лучше.
– Спасибо большое, – сказал я и оглянулся. – Кошмар какой. У меня на службе такого не было.
– Вот такие они, наши будни. Привыкай, военкор. А пока отдохни. Надеюсь, материал хороший получился.
Ветер ушёл, я остался один. Мельком увидел комбата. Похоже, что эта администрация была настолько важной точкой, что здесь понадобилось его присутствие. Наверное, здесь развернут новый командный пункт. С другой стороны, учитывая смелость нашего командного состава любого ранга, его присутствие вовсе не удивительно.
Меня поразила отстранённость бойцов, они не замечали пожаров, разорванных тел, ужасающих масок смерти на лицах погибших врагов. Я, в свою очередь, не мог не смотреть на них, они притягивали мой взгляд. Комом в горле встала тошнота. Мне не хотелось опозориться извержением на пол не столь давнего завтрака, но вскоре меня начало потихоньку отпускать. Затем стало не по себе от того, что все были заняты делом, а я один-единственный стою и пытаюсь совладать со своим желудком.
Похоже, что план был настолько смелым и неожиданным одновременно, что к концу дня администрация стала тылом, а затем и весь город был освобождён. Погибших было удивительно немного, а вот раненых разной степени тяжести набралось аж пятьдесят два человека. В основном так вышло из-за воздействия вражеской артиллерии и бронетехники, как и положено на современной войне.
К вечеру мне вдруг очень захотелось найти Петра Иваныча. Меня всё ещё штормило, нужно было успокоиться. Он был, пожалуй, единственным, к кому я мог тогда обратиться. Кто, как не батальонный психолог, может мне помочь? Я как раз отпросился у комбата, но даже не догадывался, где психолога искать и к кому по этому вопросу обратиться. Помощь явилась, но от того человека, от которого я вовсе не ждал её получить.